Слезы Африки

– Уже взяла, – последовал ответ. – Не вижу оснований почему я должна устанавливать какие-нибудь различия между белыми и черными.

– Хотите вы этого или нет, но в Африке белые всегда останутся белыми, а черные черными, – заметил он с видом фаталиста. – Вы слишком долго жили в изоляции, и понимаю, что вам стоит труда принять это, но первыми, кто укажут вам на эти различия, будут сами черные, – он протянул руку и пожал ее ладонь. – В любом случае я желаю вам удачи. Она вам понадобится.

Сеньорита Маргарет улыбнулась в ответ и, подмигнув, сказала:

– Не беспокойтесь. Весь запас удачи, что должен быть передан мне при рождении, остался не тронутым и, похоже, пришел тот момент, когда нужно воспользоваться им.

– Вы очень мужественная женщина.

– Когда ты всю жизнь одинока и вдруг превращаешься в мать целой кучи ребятишек, то мужество словно клизма при запоре: единственно, что хоть как-то облегчает жизнь, – жестом поблагодарила его за то, что помог подняться в кабину, где уже сидела сеньорита Абиба и водитель, и добавила:

– И спасибо вам за все.

– То было для меня удовольствием.

Захлопнула за собой дверь и обратилась к толстяку за рулем, который уже запустил двигатель:

– Ведите осторожно, – попросила она.

Грязный суданец, с лицом, закрытым тюрбаном, что когда-то, много лет назад, был белым, одни лишь глаза видны, пробурчал соглашаясь:

– Если бы я ездил по этим дьявольским дорогам неосторожно, то этот металлолом давно бы уж рассыпался.

И прав был толстяк, откликавшийся на звучное имя Мубарак Мубара, поскольку то, что он называл «дорогой» было не более, чем сплетение глубоких следов, оставленных другими автомобилями, которые прошли до этого между камнями, кустами и зарослями травы, таким замысловатым образом, что очень часто, если требовалось добраться из одной точи в другую, приходилось покрывать расстояние вдвое большее, чем если бы они ехали по прямой линии.

– Зачем вы это делаете? – спросила измученная учительница по прошествии двух часов неимоверной тряски. – Словно мы пьяные.

– Это из-за черепицы, мисс, – последовал сухой ответ.

– Черепица? Что еще за черепица?

– Ну, те, что под землей прячутся, – пояснил он. – Из-за войны мы не можем ездить по обычным дорогам, а эта земля нашпигована каменными кусками, похожими на черепицу, и они разрезают покрышки, как ножи, – он недовольно покачал головой. – И больше времени тратится на то, чтобы заменить пробитое колесо и поставить заплаты, чем просто объехать их стороной.

И словно слова его были вещими или «демоны дороги» решили доказать ей, но спустя несколько минут послышался громкий хлопок, автомобиль накренился, но Мубарак Мубара остановил его вовремя, и долго и смачно выругался.

– Ну, вот и началось! – пояснил он, спрыгивая на землю.

Ребятня воспользовалась моментом, чтобы справить нужду, а козы пожевать сухие стебельки травы, торчащей вокруг, и, сказать по правде, все были благодарны такой передышке, хотя старшие истекали потом, помогая толстяку поднять тяжелый грузовик и поставить гидравлический домкрат на огромный камень, чтобы снять колесо.

После этого Мубарак Мубара уселся на землю и преспокойно принялся накладывать заплату на поврежденную камеру, подождал, пока она высохнет, закачал воздух при помощи старого насоса, откуда воздух вырывался во все стороны, и как завершающий аккорд всем его усилиям – лег и заснул. К тому времени солнце поднялось высоко, жара усилилась, и большинство из ребят последовало его примеру.

Сеньорита Маргарет отошла на сотню метров, справила нужду среди кустов, села на камень и долго смотрела на любопытное зрелище, какое представлял собой ржавый грузовик, обожженный солнцем посреди бескрайней равнины.

Взгляд ее упал на светлую шевелюру Карлы Грисси, которая спала, положив голову на темные колени Зеуди, и первый раз самым серьезным образом спросила саму себя, а правильно ли она поступила, разрешив, как ей, так и ее братьям, идти с ними.

Остальные ребята были местными, чернокожие в мире негров, и как бы там ни было, плохо ли, хорошо ли, но они могли приспособиться, как бы далеко их не забросило от родных мест, но без своих родителей, кто так или иначе, но все-таки поддерживали некую связь с их родной культурой, Бруно, Карла и Марио Грисси всегда останутся чужаками, какими бы африканцами они сами себя не считали.

И это она знала по собственному опыту.

В Африке она провела почти сорок лет, все ее друзья были африканцами и говорила она на амариго лучше, чем большинство эфиопов, но даже и в этом случае, когда приходила куда-нибудь, где собирались местные и обсуждали что-то между собой, то сразу же возникала неудобная пауза, словно эти девочки, которых она же и научила всему, что они знают, продолжали считать ее в некотором роде чужаком; непонятная «белая», с которой нельзя делиться секретами, какие рассказывали даже мимолетным знакомым.