Все двинулись в путь, и со стороны напоминали отряд промокших насквозь призраков, ковыляли по скользкой от грязи земле, спотыкались о предательские корни, натыкались друг на друга.
– Вот дерьмо! – восклицал истеричным голосом Амин, кто, ко всему прочему, еще и потерял свои дорогущие темные очки. – В следующем году зафрахтуем самолет.
– Забудь ты о самолетах, – отвечал ему грек. – Как-то я пилотировал Юнкерс…
– Или ты замолчишь, или я отрежу тебе яйца, – предупредил его ливиец с совершенно серьезным видом. – И хочу напомнить тебе, что оказались мы здесь исключительно по вине этих гребаных детей…
И так они, час за часом, с огромным трудом продвигались на север, хотя, откровенно сказать, даже не представляли в каком точно направлении находится север, потому что все компасы показывали вразнобой, и непонятно было в какую сторону идти.
Наконец они наткнулись на нечто, отдаленно напоминающее тропу, и пошли по ней, пока вдруг не прозвучал громоподобный взрыв, а следом послышались душераздирающие вопли, а когда дым рассеялся, то нашли разорванный на куски труп Но, и распростертого в луже крови МиСок с оторванными ногами.
Он прожил менее часа.
И чтобы они не делали, но кровь остановить не получилось, умирал он без малейшего стона, сжав зубы и устремив взгляд куда-то вглубь леса, лежал спокойно, и стоило труда поверить, что агонизировал именно он, а не какое-то подстреленное им, на протяжении его долгой жизни, животное, на которое он смотрел со стороны.
Эти две смерти привели к тому, что вся группа окончательно деморализовалась.
– Дальше мы не можем идти здесь, – сказал Ник Канакис, а до этого кое-как закопали в жидкой грязи обоих покойников. – Более чем вероятно, что эта тропа нашпигована минами.
– Но почему? – с отчаянием в голосе спросил Менелик Калеб, кто, как казалось, все еще не мог принять происшедшее. – Зачем раскладывать мины посреди джунглей?
– Потому что мы где-то рядом с границей, а ставить мины – гораздо дешевле, чем рассылать патрули. К тому же они занимаются этим уже лет тридцать.
– Чтобы убивать невинных! – воскликнул мальчишка.
– А кого это волнует? – последовал злой ответ. – Ежегодно изготавливается около десяти миллионов мин, и где-то их нужно ставить. Я их хорошо знаю, – добавил он с горечью в голосе. – Я сталкивался с ними в самых разнообразных местах, и помню, что в Камбодже за три мирных года они убили больше людей, чем за двадцать лет войны. Может, когда-нибудь наступит такой день, что весь мир превратится в одно огромное минное поле.
– И нет никакого способа деактивировать их?
– Нет, сынок, никакого, – ответил грек. – Поставить мину стоит мене пяти долларов, а вот разминировать более тысячи долларов. А теперь умножь эту сумму на двести миллионов, что были закопаны во всем мире, и поймешь, что никогда не получится деактивировать все.
– Какое-то сумасшествие!
– Именно сумасшествие, – согласился Ник Канакис, кого глубоко затронуло исчезновение тех, с кем он делил долгие часы, полные невероятных трудностей, в болотах Судда. – Люди умирают от голода, но те суммы, какие можно было бы направить на помощь этим людям, тратятся на то, чтобы убивать их. Не понимаю! – вдруг всхлипнул он. – Чем старее делаюсь, тем меньше понимаю, что происходит вокруг.
Менелик Калеб вдруг почувствовал острую жалость по отношению к человеку, кем восхищался и кого считал воплощением мужественности, но кто теперь был буквально раздавлен случившимся.
И на что надеяться в будущем, когда даже лучшие теряли эту самую надежду?
Ник Канакис был белым, образованным, умным, решительным, мужественным и с богатым воображением, и вот теперь он перед ним в отчаянии, и отчаяние его так велико, как у самого отверженного из негров, необразованного и ко всему прочему еще и труса.
И на что надеяться?
Он пошел искать Бруно Грисси и нашел его сидящим рядом с маленькой Карлой, заснувшей на мокрой шкуре леопарда.
– Что будем делать? – спросил он, опустившись на корточки перед своим другом, хотя и знал, что на данный момент того лишь заботило состояние здоровья сестры.
– Молиться, – последовал ошеломляющий ответ.
– До недавнего времени не очень-то это помогло нам, – заметил тот.
– Когда-нибудь начнет давать результат, – возразил ему Бруно. – Если нет, то зачем нас учили это делать?
– Начинаю опасаться, что все это бесполезно, – ответил с серьезным видом Менелик. – Ни у Христа, ни у Магомета нет ответа на то, что происходит с нами, и начинаю понимать Ахима, который никогда ни во что не хотел верить.
– В этом случае некого будет винить, – заметил веснушчатый.
– Слабое утешение! – скривил губы его друг и, показав на девочку, спросил:
– Как она?
– Опасаюсь худшего, – с обреченным видом признался Бруно. – Амин смотрит на нее с жалостью, грек пытается скрыть то же самое, но полагаю, что оба уверены – ее не спасти, – он взглянул в глаза другу:
– Что я буду делать, если потеряю ее? – спросил он. – Если она умрет, то и Марио не захочет продолжать жить.