Слезы Африки

С большим удовольствием он принял еду из рук грека, но даже не попытался сесть где-нибудь, а закидывал еду себе в рот и все это время продолжал бегать вокруг хижин, словно зацепился за карусель и никак не мог высвободиться.

– У меня от него голова кружится! – воскликнула восхищенная сеньорита Маргарет. – Это самый нервный тип из тех, что я встречала в жизни.

– Они не нервные, – заметил Канакис. – Если он остановится, то его мышцы остынут, и их сведет судорогой. Когда «банака» отправляется в дорогу, никто его не может остановить.

А того и в самом деле никто не смог бы остановить – в течение часа, что провел в деревне, он ни на мгновение не прекращал говорить, жестикулировать, вращаться в разные стороны и бегать взад-вперед, пока вдруг не сорвался и не убежал вниз по течению, горланя что-то, а все остальные облегченно вздохнули, словно удалось отогнать надоедливого овода, способного довести всех до сумасшествия.

– Господь всемогущий! – пробормотала облегченно сеньорита Маргарет. – Даже представить себе не хочу, что значит быть учителем в деревне «банака».

– Едва ли у них есть деревни, – хмыкнул в ответ грек. – Они объединяются в пары, когда начинается сезон дождей, но как только он заканчивается, тут же отправляются в путь. На самом деле они должны умирать молодыми, потому что лично я никогда не встречал старого «банака».

– Меня это не удивляет, – вмешался в разговор ливиец, которого точно также впечатлил этот тощий ходок. – Никакое человеческое тело не в состоянии выдержать подобную суету. Ты, хотя бы, выяснил где мы находимся?

– Менее одного дня пути от Харазе, что должен находиться на северо-востоке, – грек улыбнулся. – Единственно, что я не выяснил, какое расстояние этот одержимый проходит за день.

– Что мы, наверное, дней за семь, – последовал ответ. – Как это никому не пришло в голову отвезти их на олимпиаду? Они там камня на камне не оставят, все медали возьмут!

– Сомневаюсь, – убежденно возразил грек. – Им совсем не нравится бегать. Их занятие – это идти и распевать, – помолчал и добавил. – Он обещал прислать пироги и гребцов.

– Пироги? – недовольным голосом повторил Амин Идрис эс-Сенусси. – За каким нам понадобились пироги?

– Нам они ни к чему, – спокойно ответил его компаньон, – но, как ты сам знаешь, детям понадобятся.

Амин собрался было ответить с характерной едкостью, но неожиданно промолчал, словно какая-то мысль пришла ему в голову, он странно взглянул на сеньориту Маргарет, как показалось, смутился, отвернулся и пошел в свою хижину, бормоча:

– Пришло время, чтобы ты наконец-то решил эту проблему.

Сеньорита Маргарет наблюдала, как ливиец, всегда высокомерный по отношению к другим, шел с видом побитой собаки, несколько мгновений ей показалось, что земля уходит у нее из-под ног, она обернулась к Нику Канакис, тот заметно побледнел.

– Происходит что-то серьезное? – спросила она.

Грек пребывал в нерешительности, он сел на одну из скамеек, устроенных вокруг хижин, прямо напротив сеньориты Маргарет, уперся локтями в колени, а голову опустил на ладони, и оставался в таком положении некоторое время, взгляд его был направлен в землю, он молчал, словно обстоятельства, с которыми столкнулся, были невероятно сложны и трудны, пожалуй, самые сложные и тех, с какими он когда-либо сталкивался в своей жизни.

Наконец он кивнул головой, не осмеливаясь поднять глаза, и ответил хрипло.

– К сожалении, да.

– И это?..

Лысый грек взглянул ей прямо в глаза.

Был он бледен, как покойник, левое веко у него слегка подрагивало.

– Во-первых, нам придется расстаться, – молвил он наконец. – Мы продолжим идти на север, а вы пойдете вниз по реке.

– Рано или поздно, но это должно было произойти, – согласилась она, и сказано это было с тем, чтобы успокоить его. – Вы и так сделали для нас очень много; гораздо больше, чем кто-то вообще, и у меня никогда не было намерения стать для вас вечной обузой.

– Я знаю, – последовал ответ. – Хоть мне и больно было, но я пытался свыкнуться с мыслью, что нам придется расстаться, – голос у него дрожал, и казалось, что он вот-вот расплачется. – Я очень привязался к этим карликам, – добавил он. – Очень, и могу поклясться, что вот уже много лет я не чувствовал себя таким счастливым, как когда защищал их.

– Это делает вам честь.

– И за каким мне нужна эта честь, будь она проклята! – неожиданно воскликнул грек, словно что-то взорвалось у него внутри. – Вот дерьмовая жизнь! – забормотал, будто был не в состоянии сдержаться. – Дерьмовый мир! Все так ужасно, Господи! Так ужасно…

Растерянная сеньорита Маргарет несколько мгновений не знала как реагировать на это проявление отчаяния, и решилась сесть рядом с ним, и положить руку на его плечо.

– Ну, не стоит, – прошептала она. – Успокойтесь.

Она взяла его за подбородок, подняла лицо и заглянула ему в глаза.

– Я знаю как вы хорошо относитесь к нам, но мы же не исчезнем, мы дадим о себе знать, и когда подыщем для себя спокойное место, чтобы жить, вы сможете навестить нас.

Канакис внимательно посмотрел на нее, и сейчас ей и в самом деле показалось, что в его глазах появились слезы.