Надюша тихо стонала, шок смешался с явственным ощущением серьезности ситуации, с близостью смерти, с собственной беспомощностью перед хлещущей кровью.
– Надюша, все будет хорошо, успокойся. Мы тебя вытащим, все будет хорошо, но сейчас мне надо перевязать рану.
Тойво вытащил нож и стал аккуратно разрезать ватные штаны.
– Ой, не дам штаны снимать! Ой, не дам! – запричитала Надя, хватаясь за его руки.
– Глупенькая, ты жить хочешь? Тогда придется снимать, я не могу перевязать на ватнике! Успокойся, миленькая, ничего плохого я тебе не сделаю. Мы только остановим кровь и перевяжем рану…
С этими словами Тойво быстро распорол штанину ватников, затем теплых нижних кальсон и добрался-таки до Надюшкиной ноги. Рана проходила по задней части бедра, как раз под ягодицей. Хорошо, что топор не вошел в ногу всем лезвием, а только углом и топорище не дало ему углубиться полностью. Тойво ловко перевернул девушку на живот. Надя уже не причитала и не сопротивлялась, только тихо постанывала и, будто что-то безуспешно ища, шарила окровавленной рукой по стене в поисках дополнительной опоры.
Несмотря на туго перетянутый выше раны ремень, кровь сочилась довольно бойко. Кровотечение венозное – определил наметанным глазом Тойво и обработал кожу вокруг раны йодом. Теперь перевязка.
– Будет немного больно, надо туго перевязать рану, – обратился он к Наде.
Девушка кивнула. Тойво перевязывал рану четкими, уверенными и сильными движениями. Как и тогда – на Лысой горе. Именно тогда он научился не бояться крови, действовать быстро и уверенно, не теряя такие важные и драгоценные секунды.
Кровь сочилась и через толстый слой бинтов. Тойво наложил дополнительный жгут, убедился, что теперь пульсация прекратилась. Самое страшное было позади. Теперь оставалось самое трудное – доставить Надю в больницу.
– Заводи свою хренову колымагу, – закричал он Петро, выскочив из мастерской. Дважды повторять не пришлось.
Механик сам повез Надю в больницу. Девушку уложили на груду фуфаек, Тойво взял ее голову к себе на колени и бережно накрыл раненую ногу, оставшуюся теперь без штанины:
– Смотри на меня и не смей закрывать глаза, слышишь?
Надя кивнула и едва улыбнулась слабеющими, ставшими бледными губами.
– Ну, Петро, теперь гони, что есть мочи. Гони, родимый, будто в последний раз едешь!
Петро, вопреки своей лени, был водителем классным. Он выжимал из старого КАВЗика все, на что тот был способен. И даже то, на что не был способен лет, эдак, пяток. Автобус скрипел всеми своими лонжеронами, жалобно стонал рессорами и трещал сразу всем кузовом, но несся, между тем, по снежной дороге, как заправский экспресс. Изредка автобус заносило на поворотах извилистой дороги, но Петро забыл обо всех педалях, кроме газа. Сосредоточенно, как летчик-истребитель, ведущий свой самолет в последний бой, он гнал машину, стиснув зубы и забросив страх в глубины сознания. Даже у Тойво пару раз мелькнула шальная мысль, что Петро не выдержит этой гонки и завалится в кювет, и тогда уже никто и ничто не спасет Надюшку.
Надя смотрела на Тойво почти не отрываясь. Ее взгляд прояснился, она поняла, что находится в крепких, надежных мужских руках, которые не отдадут ее в лапы смерти, не отпустят, не оставят на произвол судьбы.
– Смотри на меня, Надюша, не закрывай глаза. Осталось чуть-чуть. Терпи, милая моя девочка, – повторял Тойво как молитву.
За всю свою недолгую еще жизнь он не говорил столько теплых и ласковых слов…
***
– Ну, что, красавица, как твое самочувствие? – бородатый дядька в белом халате склонился над Надиным лицом и внимательно, изучающее посмотрел ей в глаза.
– Хорошо, доктор… А скоро меня выпишут?
– Э-э-э, Надя, погоди с выпиской, только-только с того света вернулась, а туда же – на выписку. Подлечимся, сил наберемся, кровушки-то ты много потеряла, надо восстановиться.
Врач что-то записал в своем блокноте, пошептался с медсестрой и снова обратился к Наде:
– Скажи, красавица, а кто тебя так ловко перевязал и так умело тебе кровь остановил? Откуда у вас там, в лесу, такие специалисты?
– Это механик наш, Тойво…
– Мда-а… Старый, видать, механик, опытный, раз так умеет перевязывать? – усмехнулся доктор одними усами.
– Да не-е, молодой совсем, – Надя почувствовала, что краснеет.
– Уж не тот ли, что третий день пороги тут у нас обивает? Погоди-ка, да он и сейчас тут. Все просит тебя, Надюша, повидать… Да мы не пускаем, режим ведь…
Сердце девушки отчаянно забилось. Он! Тойво! Пришел!
– Доктор, пустите его, пожалуйста…
– Пустим, милая, пустим! Надя, Наденька, Надежда… А ты знаешь, как имя твоего механика с карельского переводится?
– Нет…
– Надежда. Так что вы, получается, тезки. Видишь, как на свете бывает. Бывает надежда женская, а бывает мужская. Крепкая мужская надежда, которая тебя из беды и вытащила.
Доктор почесал ручкой кончик носа, пробормотал себе под нос «мда» и направился к выходу, затем оглянулся и добавил:
– Вообще говорят, что надежда умирает последней. А тебя сразу две надежды оберегали. Счастливчики!
***