Слезы ангела. Сборник рассказов

Свадьбу Тойво и Нади играли через полгода. Бригада, которую общая беда сдружила и сплотила, пела и плясала четыре дня подряд. Ради такого случая руководство леспромхоза дало всем отгулы. Больше всех радовался счастью молодых Петро. Он все повторял без конца мужикам: «И до того ездил, и после того, но так, как тогда – никогда не ездил!». Долго еще в поселке судачили о трагической и романтической истории Нади и Тойво, о счастливом финале со свадьбой. Поговаривали даже, что на той свадьбе еще две пары нашли друг друга, да мало ли что люди наболтать могут. Поселок-то невелик, все друг друга знают, а такие красивые истории раз в сто лет случаются.

ЗАКЛЯТЫЕ ДРУЗЬЯ

Быль

Давно это было. Еще в приснопамятные «ельцинские» времена, которые нынче принято называть «лихими девяностыми». Жили в одном северном карельском поселке два закадычных друга-пенсионера. Один финн по национальности, другой – карел. Один, который карел, ушел на пенсию прямиком из райкома партии, а потому (по своему социальному статусу) имел на тот счастливый момент автомобиль «Нива» – вечную и непоколебимую гордость отечественного автопрома. Финн был поскромнее, его материальное благополучие ограничивалось, на момент развала великой империи СССР, всего-навсего моторной лодкой «Днепр» и мотором «Вихрь-30».

Подружились они давно, еще до войны, когда были сопливыми пацанами, и учились в одном классе. Вместе удирали с уроков, тискали и тягали за косы по темным школьным углам девчонок и воровали у отцов папиросы. То за одно, то за другое периодически вместе и отгребали.

Карел хорошо знал финский, а финн – карельский, говорили они на сборном диалекте, состоящем из обоих языков. А матерились всегда по-русски, так как с самых детских времен это считалось особым шиком.

Вместе они голодали в эвакуации, когда началась война, вместе вернулись в родные края, где и прожили всю оставшуюся жизнь. Оба были заядлыми рыбаками, охотниками и любителями бани. Оба не дураки были выпить, хотя ни один из них никогда не слыл в поселке алкашом.

Общее пристрастие к рыбалке их особенно объединяло. То на «Ниве» на дальние ламбушки поедут, то на лодке на большие озера. В общем, все бы ничего – хорошо мужики дружили, – если бы не одно «но». А это самое «но» возникало всякий раз, когда они открывали на рыбалке взятую с собой бутылочку.

И вот тут они – оба вроде бы и немногословные, вдумчивые, не болтливые, – в один миг превращались не просто в говорунов, каких мало, но в заядлых спорщиков.

Спорили они решительно обо всем: не так рыбу чистишь, не так гребешь на веслах, не так сеть ставишь, не так картошку чистишь и котелок на костер вешаешь. Но то были только мелкие, текущие перебранки, так сказать, репетиция перед главным спором, который всякий раз вечером возникал в избе, когда сети уже были в озере, грести никуда не надо было, а под бутылек «Столичной» на столе в мисках парила наваристая уха.

Карел ярко и бурно ругал и хаял нынешние, бандитские ельцинские времена, всхлипывал по канувшему в лето СССР и, то и дело треская по столу кулаком так, что позвякивали кружки, поминал добрым словом товарища Сталина:

– Эх, ёппой матти, мало он вас перестрелял, мало в Сибири гноил – опять вы изо всех щелей повылазили! Контра недобитая! Такую страну профукали!

Финн, на долю которого выпало не только голодное военное детство, но и расстрелянный ни за что отец (кстати, из числа красных финских командиров), напротив, на чем свет стоит клял «усатого монгола» и созданную им империю, замешанную на голоде и крови.

– Это вас надо было в 20-х годах белогвардейцам рубить, шинковать и вешать побольше, чтобы духу от вас красного не осталось, – горячо возражал финн на выпады друга.

Спорили до хрипоты. Приводили сотни раз приведенных уже раньше, на других рыбалках и других избах, аргументов и доказательств своей правоты, иной раз не только по столу кулаком хватали, но и кружками друг в друга кидались. А как-то раз в кровь разодрались, своротили в избе стол и выбили окно.

Итог всех споров всегда оказывался одинаковым: оба приходили в полный тупик. Карела финн загонял в угол тем, что при Ельцине, в отличие от Брежнева и всех, кто был до него, жратва в магазинах появилась. А финна наповал сражал аргумент карела о том, что если бы беляки всех красных покоцали, то отец мол и вовсе бы не родил его, финна, на свет божий.

При этом в бога не верили ни один, ни другой.

Утром же, как ни в чем ни бывало они снимали сети, чистили рыбу, занимались мелкими рыбацкими делами и ни словом, ни полусловом не поминали вечер накануне. Как будто бы и не орали благим матом на весь залив, не тюкали по столу кулаками и не посылали друг другу на голову самые отборные проклятья.

Был я как-то раз с ними на рыбалке. И вот во время очередного разгоревшегося спора имел неосторожность в него вступить. Сначала, на радость финну, я проехался по советской эпохе, а уже потом – по ельцинским временам, которые по своему жлобству, воровству, бандитизму и казнокрадству уравнялись с СССР в наплевательстве на собственный народ.