Слезы черной вдовы

- Сожалею, - подтвердила Гриневская, - мы и правда ничем не можем помочь.

Кошкин кивнул. Он не понимал причины, но догадывался, что Гриневские ему правды не скажут, если б и знали. И подумал, что перед Надеждой Дмитриевной ему следует непременно извиниться, поскольку она, кажется, единственная в этих проклятых Горках, кто не лжет.

- Если позволите, последний вопрос… - сказал он, - не подумайте Бога ради, что вопрос с подвохом, и у меня имеются подозрения, но я обязан спросить: есть ли в доме оружие?

- Есть, - не моргнув глазом, отозвалась Гриневская. Кошкина насторожило, как быстро и просто она это сказала. - Разумеется, есть, хотя, признаюсь, лучше б его не было… - она посмотрела на супруга, - Сергей Андреевич чистил его сегодня утром и был так неловок, что… словом, он случайно прострелил себе руку.

Подобного объяснения Кошкин ожидал, так что снова не удивился - только все кивал участливо, словно китайский болванчик.

- Какая неприятность… - посочувствовал он. - Пулю следует как можно скорее вынуть, иначе начнется заражение.

- Пуля, к счастью, прошла навылет. Но за доктором, разумеется, все равно послали - ждем его с самого утра.

Но Кошкин уцепился за первую часть ее фразы:

- Прошла навылет? Так… где же она? Вы сохранили пулю?

- Кажется… - она с тревогой взглянула на мужа, - мы ее выбросили. Верно, Серж? Досадно, но мы не подумали, что это заинтересует полицию.

Гриневская и правда всем видом изображала раскаяние. Кошкин же, отлично понимая, что она лжет, вынужден был подыгрывать:

- Да, досадно… Могу я в таком случае взглянуть на оружие?

Ей-Богу, он бы не удивился, если б Гриневская сказала, что и револьвер они выбросили буквально только что. Даже, если б сказала, что револьвер утащило чудовище со дна озера, о котором рассказывал Максимка, - тоже б не удивился.

Однако Алевтина Денисовна, не моргнув глазом, ответила:

- Конечно. Револьвер вон там, на кофейном столике. - И, улыбаясь, указала направление рукой, заставляя его обернуться.

А Кошкин вновь порадовался, что взял с собою Рейнера. Поскольку уже всерьез опасался, что, стоит ему повернуться спиной - эта благородная чета оприходует его бронзовым подсвечником, после чего его хладный труп отыщут все в том же озере с непроизносимым названием. Гриневские не собирались говорить правду, и план, как запутать следствие, разработали давно и детально. Кажется, покрывать Раскатову они собирались до последнего.

- Так это ваш револьвер, правильно я понимаю, Сергей Андреевич? - спросил Кошкин, поднимая глаза на раненого.

- Разумеется, мой, чей же еще! - нервно отозвался тот.

На кофейном столике подле дивана было расстелена тряпица, а на ней - простой револьвер системы Смит-Вессон образца 1871 года с деревянной рукояткой. Один из самых популярных в России. Револьвер был полностью собранным, но рядом стояла емкость со свиным салом и несколько ершиков, в этом сале перепачканных. Да и на тряпице были следы пороха и того, что оружие и впрямь разбирали.

И не подкопаешься…

Кошкин, не обращая теперь внимания на хозяев, тщательно осмотрел револьвер, который явно знавал лучшие дни - был исцарапан сверх меры и хорошенько побит. За ним вряд ли хоть сколько-нибудь следили последние лет десять, а вот сегодня, так кстати, решили почистить? Хотя рукоять была вполне удобной и приспособленной… скажем так, для работы. И все-таки непохоже, чтобы таким револьвером пользовался напыщенный индюк-аристократ, вроде Гриневского.

А разъемная рамка [14]

заедала - очень сильно заедала. Возле самого разъема Кошкин углядел на металле царапину, совсем свежую, сделанную наверняка маникюрными ножницами или другим дамским приспособлением - в истеричной попытке срочно разобрать револьвер. Кошкину и самому пришлось немало поусердствовать, чтобы открыть его и заглянуть, наконец, в барабан. Это был стандартный Смит-Вессон на шесть патронов, но, что любопытно, заряжен он был всего одной пулей. Точнее гильзой от нее, потому что пуля побывала в плече Гриневского, а потом была выброшена его заботливой супругой.

- Хм, любопытно… - вслух произнес Кошкин и вновь поднял взгляд на хозяина дома, - да вы счастливчик, Сергей Андреевич. Револьвер был заряжен единственным патроном, и именно им вас угораздило пораниться.

Гриневский смотрел на него из-под сведенных бровей, тяжело дышал, а ноздри его подрагивали. Хоть он так и не произнес ни слова, в уме, должно быть, адресовал следователю все бранные слова, которые знал. А Кошкин даже позволил себе изогнуть губы в легкой усмешке:

«Злится, - подумал он. - Ну, пускай побесится, авось в гневе и ляпнет чего лишнего и для меня полезного».

Быть может, Гриневский и правда «ляпнул» бы что-то - если б не его супруга:

- Сергею Андреевичу просто не повезло, - посетовала она, как ни в чем не бывало, - с каждым может случиться. Один-единственный патрон - а поди ж ты…