Слезы Чёрной речки

— Да уж. Таких поискать надо!

— А чего это они там кричали? — указывая на дом, спросил первый. — А кто знает? Молодежь... Веселятся, играются. Делать нечего... — равнодушно ответил второй и, бросив на землю дымящийся окурок, скомандовал: — Ну что? Покурили? За работу!

Как чутко материнское сердце чувствует боль своих детей, с каким состраданием и тревогой в душе мать переживает изменения в жизни своих чад, как может знать, что беда уже близко? Почему вдруг совершенно неожиданно с гнетущим томлением начинает болеть душа родителя за свою кровинушку?

На подобные вопросы нет ответа. Никто не может растолковать суть происхождения связующей нити матери и ребенка.

В тот день болело сердце матери Наташки, ныла и волновалась душа в ожидании чего-то необъяснимого, происходившего или уже происшедшего где-то и с кем-то. На первый взгляд, для беспокойства не было никаких причин. Наташка не единожды оставалась домовничать и с наказами родителей справлялась хорошо. Однако женщина, не находя себе места, подолгу задерживая взгляд своих печальных глаз на раскинувшемся под горой поселке, тяжело вздыхала, как будто ей не хватало воздуха.

— Мама! Что с тобой? — спрашивала Маша, взволнованная состоянием матери.

— Да не знаю... — в растерянности отвечала женщина. — Знобит что-то да сердце болит...

С неожиданным появлением на покосе Татьяны тревога женщины возросла еще больше. Удивившись необычайному рвению и подозрительной словоохотливости подруги Маши, она задала девушке несколько вопросов:

— Таня, ты к нам домой заходила?

— Нет, — дрогнувшим, испуганным голосом ответила Татьяна и быстро увела свой взгляд в сторону.

— Чем там Наташка занимается? — спрашивала у девушки женщина, а сама не переставала смотреть в сторону поселка.

— А чем ей заниматься? Играет с подружками, веселится. Когда я пошла на покос, то слышала, как они хохотали у вас в ограде, — поспешно переворачивая подсыхающее сено, отвечала Татьяна.

И тут ей на ум пришла неожиданная мысль, которая могла еще больше подтвердить ее непричастность к убийству.

— А что за мужики к вам сегодня приходили? — стараясь казаться равнодушной, громко, чтобы слышали все, спросила она у Маши.

— Какие мужики? — испуганно спросила мать.

— Я не знаю. Я в окно видела, что к вам заходили какие-то бородачи... наверное, старатели...

— Сколько их было? — удивившись, спросил отец.

— Двое. А может, трое — я точно не помню, — наигранно пожав плечами, ответила Татьяна.

— А давно они заходили? — похолодевшим голосом спросила мать.

— Да нет, недавно. Я думала, что вы еще дома были, — отчаянно врала убийца. — Они зашли к вам в ограду. Их долго не было, минут тридцать. А потом они выскочили за ворота и побежали...

— Куда побежали? — побледнела лицом мать и приложила к груди свои дрожавшие руки.

— Ну, туда, по улице... В сторону Понуры... — несколько замешкавшись, торопливо, сбиваясь, продолжала Татьяна.

Но женщина уже не слышала ее последних слов. Молча, бросив грабли, она развернулась и пошла под гору. Чем ближе к дому подходила обеспокоенная мать, тем медленнее и неувереннее были ее шаги. С каждой сотней метров все острее росло беспокойство и тревога.

В ограде дома никого. Все тихо и спокойно. Дверь дома на щеколде. В доме тишина. Только едва слышно, каким-то предупреждающим набатом тикают часы. Женщина позвала дочь, заглянула в комнаты — никого. Лишь под столом, гневно сверкая зелеными глазами, принюхиваясь к полу, грозно воет кошка. В доме, на кухне, как всегда, чистота и порядок.

Мать хотела выйти на улицу, но тут неожиданно для себя отметила, что в кухне чего-то не хватает. Остановившись, какое-то время осматривалась, пока, наконец, не поняла, что в доме отсутствуют домотканые половики.

«Что же это? Что, Наташка полы вымыла? — в изумлении подумала женщина. — Но ведь Маша вчера вечером...»

Сердце екнуло, опустилось. Руки ослабли, ноги подкосились. Плохо владея слабеющим телом, она присела на табурет и в состоянии подавленности, отрешенности стала смотреть под стол, где сидела кошка. Она смотрела, но не видела кошку, потому что, находясь на грани ужаса, пытаясь оттолкнуть парализующую мысль, старалась рассмотреть то, что лежало перед оскалившейся мордочкой животного, — четыре небольших «гвоздика», как будто специально аккуратно уложенных рядом и покрывшихся несвоевременной, изъедающей ржавчиной.

Женщина смотрела на эти гвоздики очень долго. Она уже поняла, что это совсем не то, о чем она думала раньше. Мать поняла, что это маленькие, ласковые, нежные, чуткие пальчики Наташки...

Обмякшее тело матери рухнуло на пол...

ГЛАВА 19

Петропавловский прииск погрузился в объятия летнего вечера. Прозрачно-голубое, бесконечное небо опрокинулось над бездонным озером. Ярко-красное самородное солнце озолотило крутолобые горы прощальными лучами. Замерли лапы хвойных деревьев. Строгие кедры в благодарность за прожитый день распушили лохматые кудри-ветви. Предвещая хорошую погода, вытянули к зениту колкие лапы-руки ракетообразные ели. Раздухмянились смолистым запахом пышные пихты.