Слёзы мира и еврейская духовность (философская месса)

Г. А. Ландау имеет тут в виду еврейское национальное лицо, духовно взращенное за морем, но исторически посеянное и взошедшее на российской почве, и потому вынужденное быть отличным от коренного контингента. Поэтому, в отличие от этого контингента участие в революционном процессе для евреев "самоубийственно". Но такой аналитический оборот не устраивает Солженицына-хозяина, русскоехозяйство которого оказалось пораженным революционной эпидемией и требуется выявить разносчика вируса, в соответствие с чем еврейское участие в революции не «самоубийственно», а целенаправленно. На первых порах Солженицын усиливает общий вывод еврейской стороны, что сознательный еврей-революционер есть существо, выпавшее из еврейского кодекса, и утверждает "… и те, кто раньше отрицал усиленное участие евреев в большевистской власти, и кто его никогда не отрицал, — все единодушно согласны, что это не были евреи по духу. Это были отщепенцы. Согласимся с этим и мы, О людях — судить по их духу. Да, это были отщепенцы". А дальше следует самостоятельная сентенция: "Помнить ли народу или не помнить своих отщепенцев, — вспоминать ли то исчадье, которое от него произошло? На этот вопрос — сомнения быть не должно: помнить. И помнить каждому народу, помнить их как своих, некуда деться" (2002, ч. II, с. 75). Под воздействием сего довода Солженицын сочленяет евреев-отщепенцев (евреев-революционеров) в некую совокупность, которую я называю коллективом себетождественных величин, а Солженицын — евреями, и под этим именем русский писатель представил необычайно документированный доклад во второй части своей дилогии о вхождении русского еврейства в большевистский режим и в советскую власть. Здесь ожидание (еврейский императив) Солженицына оборачивается уже задачей: «Не для взаимных обвинений — а чтобы объяснить, как же сталось такое непомерное участие евреев в восхождении (I9I8) государства — не только нечувствительного к русскому народу, не только неслиянного с русской историей, но и несущего все крайности террора своему населению… Но размышлять о евреях-большевиках — евреям бы первей, чем русским. Евреев этот отрезок истории должен бы затрагивать сильно, и по сегодняшний день. Именно в духе трезвого исторического взгляда, не ответить бы на массовое участие евреев в болыщевицком управлении и в большевицких зверствах — отмахом: то были подонки, оторванные от еврейства — почему мы должны за них отвечать, одни за других» (2002, ч. П, с. с. 117, 118). Солженицын, несомненно, прав в том, что нельзя евреев-революционеров (или «отщепенцев») исключать из среды русского еврейства, но он решительно не прав, расширяя статус последних на всех евреев, но именно так это звучит в дотошных списках и каталогах еврейских имен и еврейских должностей в революционных и советских органах, чему посвящены целые главы солженицынской монографии, и нио каких других евреях здесь не упоминается.

Честный Д. Пасманик, выступая от лица неучтенного Солженицыным еврейства, указывает: «Надо понять психологию русских людей, когда они вдруг должны чувствовать над собой власть этой поганой мрази, заносчивой и грубой, самоуверенной и нахальной» (1923, с, 200). Силлогистика Солженицына тут исходит из двойственного принципа «или-или»: или «психология русских людей» или «поганая мразь» евреев-отщепенцев, сплоченная под революционными знаменами в коллектив себетождественных величин, и tertium non datur (третьего не дано). «Психология русских людей», по Солженицыну, органически не приемлет революционный деструктивизм, а революция сама по себе «нечувствительна к русскому народу» и «неслиянна с русской историей», революция есть стихия, не только чуждая, но и враждебная подлинным чаяниям и предназначениям духа русского народа, — такова исходная аксиома, на которой зиждется русская, «хозяйская», сторона солженицынского осмотра евреев в революционный период истории России. И русские люди, культивирующие в обществе революционную идеологию, также отнесены к разряду «отщепенцев», и как высказывается Солженицын: «Да и нет, пожалуй, более яркого примера отщепенца, чем Ленин» (2002, ч. П. с. 76).