– Чего это у Сезима? Никогда добротой к купцам не славился. Да и местечко…
Слишком близко к фабричной зоне Нугора, весь дым и смрад, пьянь и дешевые кабаки. Отчего и название у гостиницы подобающее – «Дымное».
– Так нет других свободных, припозднились вы, глава Радомир! – развел руками страж, сощурился довольно, а сам все по сторонам посматривал. Нехорошо так посматривал, отчего у Радомира сразу неспокойно на душе стало. Но спорить не стал. Путники устали, охотники едва в седлах держались, да и сам он одним духом на ногах стоял. После того как пришлось целый день пробыть в лесу, всем муторно было. А все эти девчонки. Не раз уже покрыл себя последними словами глава. Но отказать не мог. Взялся довезти до Нугора, будь добр, держи слово. А тут еще и похоть взыграла, не мог он Аглаю оставить. Марья смотрела косо и гневливо. Оно и понятно… Ко всему в другой девке ведовское проявилось. Да какое! Сколько жил, а такого не видал. Ведь помирала. Он сам лично видел, как кости плоть рвали, выворачиваясь в тонком женском теле. Охотницы втроем сдержать не могли, так ее корежило. Кричала, как она кричала! Не слышать бы, но до сих пор крик тот в ушах стоит. А потом встала. Тут уж чуть глава седым не стал. Ведьма, как есть! Волосы ежиком стоят, глаза темной синью налиты. А сама словно и неживая. Вскрикнула и снова упала. Мужики только и успели ее в телегу положить. Кони дыбом встали. И к обозу потянулась нежить. И откуда столько вышло? Радомир собою Аглаю прикрыл, Марья и та креститься начала, а старик под полы его плаща забился вместе с пищащим от ужаса хорем.
Спасибо малахольному. Поднялся. Одно слово – жрец. И хоть сила неподвластная, а спасение только благодаря ему и вышло. Тьма за ним потянулась, деревья, что ближе, черными стали, трава пожухла, кони шарахнулись, оглашая округу диким ржанием. Всегда смелые охотницы визжали, как бабы обычные. А мужики стояли в ряд, со лбов пот ручьем, глаза ошалелые. И только жрец был спокоен. Что говорил, Радомир так и не услышал. От визга и воплей в голове стоял звон. А только видел, как тьма из паренька полилась, окутала, в черного волка обратила, и взвыл он жутко. В ответ ему вой со всех сторон воротился. И отчего всегда думал Радомир, что от волков одни беды? Бок о бок стояли с его охотниками. Рвали нежить, впивались зубами в черноту, идущую из леса дремучего. А рядом с ними жрец – зверем остервенелым. А потом свет полился, такой же, что в Древе. Нежить, что не успела назад в леса сбежать, прахом развеялась. Аглая стояла вся бледная, дрожащая. И лился тот свет из распростертых ладоней ее. Тимир отпрянул, волки взвыли, прижимаясь к жрецу, и только тьма, витавшая вокруг них, от света и спасла. Уж как нежить отступила, Аглая упала, обессиленная, на руки Радомиру. Никогда так не боялся глава. А тут аж рубаха взмокла. Как из леса вышли, не помнит, только нес Аглаю на руках. Держа под уздцы перепуганных коней, мужики тянули телеги. А позади Тимир с волками шел.
Уже в поле остановились, переводя дыхание и осматривая раненых. Из трех девок две оказались счастливицами. Третья, Снежана, не дожила до утра. Там в поле и похоронили вместе с погибшим в Древе охотником. Уж как ярилась Марья, с кулаками на Аглаю кидалась, проклинала, угрозами сыпала. Да только успокоилась, стоило подняться Нике. Та просто посмотрела, и охотница сникла. Так и держали остальной путь под тягостное, гнетущее душу молчание.
Уже подъезжая к городу, Радомир с облегчением подумал, что на том и закончилась их совместная дорога. И хоть на Аглаю все еще посматривал с вожделением, но вид очухавшейся в дороге Ники и черного паренька всякое желание отбивал. Надежды рассыпались, едва понял, что на том дороги не разошлись и предстоит им ночевать в одной гостинице. Ну да, с утра, может, уйдут путнички, надеялся Радомир. И с сожалением подметил, как не хочется ему Аглаю отпускать. Остальные пусть бы и шли своей дорогой, а вот Аглая…
– И много вас? – Полное, блестящее от пота лицо Сезима раздражало. Того и гляди от сытости да скупости складки под мордой разойдутся, а глаза, и без того узкие, совсем затекут веками.
– Сколько б ни прибыло, – зло брякнул Радомир и тут же прикусил язык. Откажет нехлебосольный хозяин, придется у стен ночевать.
И верно, напряглась хитрая морда Сезима. Радомир пошел на попятную. Широко растянул губы в улыбке:
– Не обижайся, хозяин, дорога нынче неспокойная. Сверх нормы заплачу, вишь, бабы у меня уставшие. Охотники уж сутки без росинки во рту. Старик едва жив.
Сезим сменил злость на милость. Заблестели алчно сузившиеся глаза. Но тут же покосился на Аглаю и ее спутников:
– А в телегах никак чуждые? Не видал таких в ваших селениях.
– Эти со мной, – вздохнул Радомир. – Ты их… отдельно как-то. Я заплачу. Только подальше…
– Заразные? – насупился Сезим, с неодобрением рассматривая худощавую бледную Нику.
– Бог с тобой! – расплылся в напряженной улыбке Радомир. – Молодые. А ну мои мужики приставать начнут, али бабы глаз положат. Я уж к ним и старика приставил… Но знаешь же, дело лихое нехитрое, не углядишь.