– Ты же знаешь, что все эти зубы на берегу – старые.
– Откуда вам это известно?
– Когда акула теряет зуб, он белый. Он становится черным после того, как какое-то время пробудет в воде.
– И как долго? – Похоже, я ее не убедил.
– Примерно десять тысяч лет.
Она прищурилась.
– Так значит, эти акулы…
– Давно мертвы. Некоторые считают, что акульим зубам, которые мы здесь собираем, миллион лет.
Ее лицо просветлело.
– Мертвые акулы лучше живых.
– Так я могу научить их плавать?
Она сняла фартук.
– Если только заодно и меня.
В воде Диего мгновенно почувствовал себя в родной стихии и поплыл уже через несколько минут. Габриэллу пришлось уговаривать. Мы с Элли стояли по пояс воде на расстоянии десяти ярдов друг от друга.
Когда учишь кого-то плавать в море, у ученика всегда есть возможность нащупать дно и встать на ноги – при условии, что вы ушли не слишком далеко от берега. Габи ходила в воде между мной и Элли. При этом она гребла руками, изображая, что плывет, мы же никак не могли заставить ее оторвать ноги ото дна. Она в очередной раз шла таким образом от Элли ко мне, когда ее с головой накрыла волна. А когда та откатилась назад, Габи взвизгнула. Роско тотчас примчался на ее крик. С разбега прыгнув в воду, он поплыл к девочке. Дважды обогнув ее, он позволил ей погладить себя по голове и, наконец, услышав ее смех, вернулся на берег. Вдохновленная примером Роско, Габи, наконец, оторвала ноги ото дна и поплыла ко мне. Доплыв до меня за несколько гребков, она остановилась, но нащупывать дно не стала. Было видно, что ребятишки – а особенно Габи – и пес еще сильнее прониклись взаимной симпатией.
Той ночью я понял, насколько сильной. Четыре пляжных домика для молодоженов стали нашим пристанищем. Элли жила в первом. Мануэль и три его приятеля во втором, Каталина с детьми в третьем. Я жил в четвертом. И хотя Роско, по идее, был моим псом, я не приказывал, где ему проводить ночь. Он приходил и уходил, когда ему вздумается. В последние несколько недель он предпочитал быть поближе к детским рукам, которые чесали ему живот и делились с ним остатками обеда.
Вечером, прежде чем лечь спать, я обычно заходил в домик Каталины, чтобы проверить, как там дети. Обычно я заставал там Роско. Этот поганец спал, устроившись между ними, а Габи обнимала его за шею. Увидев меня, он начинал вилять хвостом, однако даже не думал вставать.
– Ладно, оставайся, – шептал я ему, и он вновь опускал голову.
Между тем работа над восстановлением ресторана шла своим чередом. Каталина и дети были счастливы, а вот Элли, похоже, что-то беспокоило. У меня было такое чувство, что что-то не так, но я не знал что. С ее стороны как будто снова не хватало нежности.
Вечером, после работы и прогулки вдоль берега, я провожал Каталину и детей к их домику, после чего заглядывал к Элли. Она называла это «посиделками на крылечке» или «встречей коленок». Мы с ней сидели близко друг к другу, и наши колени соприкасались. Она пила вино, я – чай или спрайт, затем мы закидывали ноги на перила, слушали рокот прибоя и любовались игрой лунного света в воде.
Обычно я не переодевался. Я приходил в джинсах или шортах, или в чем я там ходил в течение дня. Элли же встречала меня после душа, благоухая мылом и шампунем, в ночной рубашке или пижаме. Ноги начисто выбриты. И хотя я не слишком наблюдателен в том, что касается разных женских штучек, даже я заметил, что халатики и пижамы постепенно становились все короче, сидели свободнее, открывали взгляду больше.
Я начал постепенно нервничать. Проснувшись однажды утром, я увидел перед собой Элли: она сидела рядом с моей кроватью, глядя на меня. Ее кофейная кружка была пуста. Губы плотно сжаты, а одна бровь опустилась, как будто она о чем-то раздумывала. Обычно на меня так смотрела моя мать, когда я набедокурил.
– В чем дело? – я сел в кровати. – Я что-то сделал не так?
– Почему ты мне ничего не сказал?
– О чем?
– О своих снах.
– Каких еще снах?
– Твоих.
– Я не вижу никаких снов.
– Последние несколько ночей я наблюдала за тобой, так что сны ты точно видишь.
– Зачем ты это делала?
– Чтобы дать Каталине отдохнуть. Последний месяц она спала на твоем крыльце.
– Это не сны.
– Это как понимать?
– Сны – это фантазии. У меня же – воспоминания.
– Невелика разница.
– Я бы не сказал.
– Каталина рассказала мне про твой сон, когда ты спал в трейлере Мануэля.
– Да… – я почесал голову. – Мне до сих пор стыдно.
– С этим можно что-то сделать?
– Я и сам уже давно задаю себе тот же вопрос.
– По словам Каталины, в ту ночь Роско прыгнул на твою кровать, начал скулить и лизать тебе лицо. Ты проснулся. Сон прервался, ну, или, как ты говоришь, воспоминание. Затем ты снова уснул. Она сказала, что так было пару раз за ночь.
Я кивнул.
– Да, так мы познакомились.
Элли явно ждала, что я скажу дальше.
– Я был высоко в горах и вырыл себе в земле яму. Чтобы в ней спать. Роско нашел меня. Он будил меня по ночам. Прерывал воспоминания.