Слезы небес

Я свернул на засыпанную ракушечником дорогу и примерно милю ехал через заросли пальм и низкорослых дубов. Тех, чьи корни удержались во время последнего урагана. Припарковавшись в полумиле от его домика, мы нырнули в заросли и неторопливо зашагали к дому брата. Северный ветер дул нам в лицо. Мы увидели, что Бобби сидит на причале. Свесив ноги над водой. Рядом – непочатая бутылка текилы.

Мы с Элли шагнули на причал, но Бобби даже не обернулся. Дневное солнце клонилось к закату. Его свет был золотисто-красным и нежным и наполнял воздух янтарным свечением. Элли села на доски рядом с Бобби, я – с другой стороны. Несколько минут все трое молчали.

Наконец он указал на север, на другую сторону протоки, где росла пальмовая рощица, в которой много лет назад я устроил тайное убежище.

– Я, бывало, сидел здесь и спрашивал себя: почему ты не избавил меня от моих страданий?

Я бросил взгляд на дальние деревья.

– Я тоже.

Бобби повертел в руке бутылку текилы.

– Так почему ты этого не сделал?

Я наблюдал, как солнце падало с края земли, изливаясь кровью в воды залива.

– Это было не то, что нам нужно.

– А что было нужно?

– Что-то другое.

Под нашими ногами, уносимая отливом, морщилась рябью вода. Он говорил, не глядя на меня.

– Ты когда-нибудь задумывался о том, какой была бы жизнь, если бы я все-таки пошел служить? – спросил Бобби, не глядя на меня.

– Я почти перестал думать об этом.

– Но когда-то думал?

– Конечно, думал.

– И к какому выводу пришел?

Я рассмеялся.

– После того, что было, мне трудно видеть прошлое.

– Ты уехал, я же сидел по ночам и слушал, как плачет мама. Я ложился на пол и прижимал ухо к отдушине. Она снова и снова молилась об одном и том же.

Я знал эту молитву. В последний раз я слышал ее, когда мать разрыдалась на пляже вечером перед отъездом. Вытащив из кармана бронзовую зажигалку «зиппо», изрядно потускневшую за эти десятилетия, я поднял ее, чтобы показать почти стершуюся гравировку. Кончики моих пальцев прошлись по вмятинам и выпуклостям, похожим на знаки азбуки Брайля.

Сила к силе. Я перевернул ее. «Ниспошли нам дождь». Я вручил зажигалку брату. Мою связующую нить с надеждой.

– Выгравировал, когда был там…

– Зачем?

– Чтобы всегда помнить.

– Что именно?

– Мамин голос.

Бобби повертел зажигалку в руках, щелкнул ею, потом захлопнул о бедро и вернул ее мне.

– Ты ведь даже не куришь.

– Когда человек одинок, огонь может стать утешением.

Бобби задумался, а затем махнул рукой, указывая на меня, себя и мир, в который она нас родила.

– Ты думаешь, она говорила об этом?

Я окинул глазами мир.

– Да.

Бобби отвинтил крышечку бутылки. Когда же он заговорил, в его голосе мне послышалась мрачная обреченность.

– Всю мою жизнь мне хотелось быть тобой. Принимать твердые решения, чего бы это ни стоило.

Он покачал головой, поднес бутылку к губам, но пить не стал. Губы его дрожали.

Я посмотрел на бутылку.

– Как долго ты держался?

Брат ответил не сразу. Жидкое мужество повисло в дюйме от его губ.

– Долго.

Я знал: стоит ему заползти туда, назад он уже не выплывет. Я потянулся к рюкзаку, достал галлон шоколадного молока и пакет печенья «Орео» и поставил их на доски между нами. Потянулись минуты. Взгляд Бобби был устремлен в пространство между двумя мирами.

Он пристально посмотрел на галлоновую коробку с молоком.

– Когда ты перешел на шоколадное?

– Когда обычное надоело.

– С каких это пор?

Я рассмеялся.

– С тех самых, когда ты украл мою подругу.

Он кивнул. Бросил взгляд на Элли. Потом на меня.

– Да. Было такое. – Он взглянул на цилиндрик антацидов в моей руке. – Мне казалось, док сказал, что сердце у тебя сильное, как у двадцатилетнего.

– Так и есть.

– Тогда зачем?

– Мне нравится вкус.

Он посмотрел на «Орео».

– И давно мы едим эти печеньки?

– С тех пор, как мы с тобой братья.

– Так вот почему у тебя диабет!

– Нет. – Я бросил над водой печенье. – Эта зараза плавала в воде, которую я пил в джунглях.

– «Эйджент орандж»?[24]

– Ага.

Он сглотнул, но комок застрял у него в горле. Соскользнув с его щеки, слезы капнули ему на джинсы.

– Мы много всего пропустили.

Я посмотрел вдаль через воды залива.

– Мы родились в воюющем мире.

– Как, по-твоему, почему Бог сделал его таким?

– Сомневаюсь, что это было его первоначальное намерение.

– А что было?

Я покачал головой.

– Только не это.

Он повернулся ко мне. Вопрос повис на кончике его языка.

– Почему?

– Что почему?

– Почему ты никогда не раскрыл мой секрет? Почему не разоблачил меня перед всем миром?

Я сделал большой глоток шоколадного молока, вылизал мягкую серединку печенья, а вафельный кружок раздавил в кулаке. Потом разжал пальцы; крошки печенья упали на поверхность воды. И, наконец, проверил уровень сахара в крови и ввел себе три кубика инсулина.

– Когда отец Сюзи прилетел за мной, что-то произошло. С моим зрением. Зло обрело человеческий облик. Стало реальным, как ты и я. И когда я вернулся домой, ты уже был другим человеком.

Бобби поставил бутылку текилы на колени и несколько минут не сводил с нее глаз.