Слезы небес

– Я рассмотрел совокупность свидетельств и отменяю решение присяжных. В юридических терминах это называется sua sponte[23]. Поскольку я сижу на этой скамье сорок с лишним лет, то имею право принимать решение самостоятельно. Что, по моему мнению, послужит справедливости лучше, нежели решение двенадцати человек, которые сидели вон там. Я возвращаю их вердикт прокурору штата и заявляю ему, что при желании он может повторно рассмотреть ваше дело. Мнение присяжных мне безразлично. Я убежден, что они ошиблись. И, судя по моему разговору с прокурором штата, он тоже. Учитывая то, что произошло в этом зале, и то, что при этом выяснилось, он понимает: повторное рассмотрение вашего дела стало бы для него политическим самоубийством, и потому не станет этого делать. – Судья Вертер покачал головой. – Мистер. Брукс… вы свободны.

Когда-то я был владельцем луна-парка. В пятницу вечером, когда посетителей бывало с избытком, я называл такую ситуацию контролируемым хаосом. Но это было ничто по сравнению с тем, во что превратился зал суда, когда Вертер, напоследок ударив по столу молотком, сказал:

– Судебный пристав, снимите кандалы с мистера Брукса.

Глава 47

Бобби вызвали на заседание Конгресса для дачи показаний. Я попросил его взять с собой меня. Он счел это не самой лучшей идеей, но я настоял на своем.

– Ты уверен, что хочешь быть здесь? Это может быть неприятно, – сказал он, входя в зал под крики тех, кто жаждал его крови.

– Я видел немало гнусностей, так что меня уже ничем не испугать. Было бы жаль пропустить это зрелище.

Большинство критиков моего брата использовали слушания как возможность самопиара. Они буквально бомбардировали его вопросами, и он отвечал им.

Отвечал честно. И абсолютно спокойно. Я сидел в кресле с ним рядом. Его адвокаты поблагодарили меня за мое присутствие и за мою службу, но повторили, что я не обязан давать показания. Впрочем, учитывая публичный характер моей жизни за последние несколько недель, они сомневались, что мне есть что добавить. Они сказали это так, будто делали мне одолжение.

Я поведал о трех ключевых событиях нашего детства. Про уход отца. Неудачу с тхэквондо. Про мистера Билли. О том, как это отразилось на Бобби и на мне. Затем я попытался нарисовать портрет Бобби в те давние годы. Один из сенаторов напыщенно заявил, что якобы эти истории не оправдывают трусость моего брата. Он распинался на эту тему минут двадцать.

Когда он, наконец, закончил, я сказал:

– Сэр, вы видите медаль у меня на шее? – Та болталась рядом со стойкой микрофона.

Он не ответил.

– Орган власти, который вы сейчас представляете, наградил меня ею по возвращении с войны. При всем моем уважении к аудитории, я заслужил право говорить в этой палате, и если я хочу рассказать вам о своем детстве, то, – улыбнулся я, – вы обязаны выслушать мой рассказ.

Презрительно фыркнув, он попытался изречь нечто сенаторское, но я быстренько его отбрил.

– Никто из нас не стал тем, кем надеялся когда-то стать. Ни вы. Ни мой брат. И я, конечно, тоже. Мы все виноваты. Что бы вы там ни думали о нем, мой брат всю свою жизнь пытался вернуться к добру. Загладить вину покаянием. Здесь, в этом месте. Со всеми вами. Кто из вас может сказать то же самое?

Сколько жизней мы принесли в жертву ради чего-то такого, что случилось много лет назад! Того, о чем до сих пор мы предпочитали молчать. Вы хотите принести в жертву еще одну жизнь? Какая вам от этого польза? – Я посмотрел на их сердитые лица. – В детстве я сказал «слушаюсь, сэр», и вы отправили меня воевать, и я сражался, в том числе и за вас. Потом я вернулся домой сломанным человеком и воевал на другой войне. Воевал долго. И вот я сижу здесь и снова сражаюсь. И вы оплевываете меня.

Вы все уважаете рыцаря, который штурмует замок, убивает негодяя и спасает девушку. Но спросите себя, как рыцарю живется после его подвигов? Когда он сидит в своем замке, облаченный в проржавевшие доспехи, когда меч стал для него слишком тяжел, а его лошадь серая и дряхлая? Нас таких много. Я просто тот, кто сейчас говорит. – Я сел на свое место. – Нет, сенатор, я не отдам вам на блюде голову моего брата.

К их чести, они внесли исправления в мой послужной список, навсегда изменив имя Бобби на мое.

Глава 48

По приглашению вьетнамского правительства Сюзи и Элли в сопровождении целой делегации посетили Вьетнам. Многое изменилось с тех давних пор, и когда воспоминания нахлынули снова, они причиняли боль. Без Элли я бы просто не выдержал. Она поддерживала меня. Ограждала меня от телекамер, сама задала массу вопросов, вместо меня выкрикнула большинство моих ответов. Это было на пользу нам обоим.

Пеший поход занял несколько часов, но я привел Сюзи к останкам ее отца.

– Как вам удалось вспомнить путь? – спросил меня один репортер.

Я повернулся к нему.

– А как я мог его забыть?

Над прахом отца Сюзи выросло красивое дерево. Когда останки ее отца откопали, Сюзи долго сидела рядом с ямой, разговаривая с ними.

В свое время похоронив его, я взял один жетон и оставил другой. Она сидела там, вертя в руках второй жетон.