Слезы небес

Сюзи хотела привезти останки отца домой. Она попросила меня помочь собрать их и положить в коробку. Я сунул руки в черную грязь и во второй раз вытащил моего друга. И в эти моменты я плакал, как ребенок. Я сказал ему, что сожалею, и просил его простить меня. Найдя все, что мы смогли найти, мы закрыли коробку.

Сюзи привезла с собой мемориальную доску. Из алюминия. В виде огромного солдатского жетона. Мы вдвоем прибили ее к дереву над той ямой.

По возвращении она похоронила отца на Арлингтонском кладбище. Со всеми военными почестями. И никто не плевал на него.

Мы с Элли вернулись на пляж, где когда-то давно влюбились друг в друга. Мы поженились. Провели медовый месяц на пляже. Элли была права. Она долгое время хранила свою любовь и когда подарила ее мне, то…

Я купил «Корвет» семьдесят второго года выпуска. Как мне кажется, тоже в тему. Я разобрал его, потом собрал заново, сделав лучше прежнего, и мы катались на нем почти каждый вечер. А также на каруселях в луна-парке. На летающих стульях. Мы заливались смехом.

Мы посетили могилу Роско, где я съел пончик, а затем, вколов себе немного инсулина, признался, что скучаю по нему. Мы собрали еще одну банку акульих зубов. Мы танцевали на пляже вместе с Габи и Диего. Мы делали все, что в течение многих лет я стыдился делать.

Иногда я стою на пляже и плачу без причины. Да-да, без всякой причины. Найдя меня однажды днем, Элли спросила, почему у меня текут слезы.

– То, откуда текут слезы, снова полно, – ответил я.

Я не плакал большую часть своей жизни, теперь же я плачу по малейшему поводу. И, честно говоря, ничуть этого не стыжусь.

Глава 49

Избиратели ополчились на Бобби. Почуяв запах крови, телевидение продолжало подпитывать их ярость. Ответная реакция была единодушной и жесткой. Его окрестили предателем. Поносили, как только могли. В эфире то и дело появлялись известные личности, все как один полыхавшие праведным гневом. Многие изъявляли желание поговорить со мной, надеясь настроить меня против брата.

Учитывая масштаб нарастающей бури, Бобби подал в отставку. Пресс-конференция транслировалась в прямом эфире. Мы смотрели ее с грустью.

Позднее, в тот же день, я сказал Элли, что хочу прокатиться. Мы уже подошли к «Корвету», когда Каталина крикнула мне с другого края автостоянки:

– Джо! Лучше посмотри на это.

Обойдя ресторан, она вручила мне фонарик и указала на погреб. Мы опустились на четвереньки и поползли по основанию дюны, где наткнулись на Габи и Диего, улыбающихся от уха до уха. Рядом с ними была собака. Что-то вроде родезийского риджбека. Похоже, она произвела на свет восьмерых щенков.

– Это Роско постарался, – прошептала Каталина.

Габи подняла рыжевато-коричневый мохнатый комочек с большими лапами и висячими ушами. Его глаза едва открылись.

– Мы знаем, чья это собака? – спросил я.

– Понятия не имею, – ответила Каталина.

Элли похлопала меня по спине.

– Поздравляю, папочка.

Я указал на пушистые комочки. Все щенки были копией Роско.

– Что теперь мне делать со всей этой оравой?

Габи держала в каждой руке по щенку.

– Мам, мы можем их оставить? – спросила она.

Каталина выгнула бровь.

– Видишь, что ты наделал?

Я улыбнулся.

– Старый добрый Роско.

Я завел «Корвет», и мы с Элли покатили по побережью на юго-восток. Я вел машину со слезами на глазах. Каждые несколько секунд Элли наклонялась ко мне и смахивала пальцем слезинки. Но не все они были слезами печали.

Найти Бобби оказалось нетрудно.

В периоды запоя, которые часто совпадали с моими, мой брат обитал в хижине в крошечном городке под названием Янкитаун. Вернее, то была рыбацкая деревушка на западном побережье Флориды, примерно в двух часах езды к юго-востоку от мыса Сен-Блас. Домик стоял на отшибе и смотрел окнами на запад. Брат в него заползал через дверь, прилипал к бутылке и исчезал из мира, пока не вспоминал, с чего это вдруг он вновь запил. Через неделю-две он выныривал на поверхность, запасался едой и возвращался в безопасные границы своих закатов.

К северу от домика, едва ли не в двух шагах от входной двери, была протока. Шириной ярдов пятьдесят, с сильным, быстрым течением. В трудные периоды моей жизни я, бывало, стоял на противоположном берегу и в бинокль наблюдал за ним. За его движениями. Первое время у меня страшно чесались руки. Мне хотелось сделать ему больно – утопить, оторвать голову, сбросить тело в реку, а голову насадить на кол. Я держался на расстоянии, наблюдая за ним через линзы бинокля. Вода между нами служила барьером. Потеряй я тогда рассудок и прыгни в воду, он увидел бы меня и успел бы скрыться.

За эти годы я насмотрелся на то, как он то опухал от выпивки, то превращался в изможденного доходягу. Вскоре я понял: если мои муки были внутренними, муки Бобби предпочитали обитать снаружи. И хотя многие из них он навлекал на себя сам, это не уменьшало их силы.

Эпилог

Проходя долиною плача, они открывают в ней источники, и дождь покрывает ее благословением

Псалом 83:7