Слишком дружелюбный незнакомец

Людовик тоже проявил себя совершенно недвусмысленно: встал на сторону Франсуа. «Я буду свидетельствовать в вашу пользу». Он уже составил список всего, что она заставила его перенести. Он ничего не забудет, в этом она может быть уверена. Насильственное удержание в неволе, наручники, наезд машиной, намордник, наркотики… И выставит ее окончательным чудовищем. А Франсуа и он будут выглядеть несчастными жертвами. Люди не любят оттенков. Им подавай, чтобы с одной стороны были хорошие, а с другой плохие. Этот мир манихейский[36] и успокаивающий. Он позволяет вам спать спокойно и не слишком задаваться вопросами.

— Итак, надо освободить Людовика. Он ничего не скажет, это он мне уже обещал. Я помогу тебе с телом Ле Бри. Мы придумаем подходящую версию. Мы отыщем средство.

Вранье… Людовик ничего такого не обещал. Он не сможет удержать язык за зубами. И ее неприятности с законом не будут для него иметь никакого значения.

Все зашло слишком далеко. Отступать уже невозможно — помнишь?

— Ты хорошо знаешь, что нельзя позволить ему уйти. Он слишком много знает.

Франсуа оперся на костыль обеими руками.

— И что мы такого сделали, что заслужили все это?

Высокопарный тон, на который он перешел, вызвал у нее раздражение.

Не позволяй себя разжалобить… Не забывай: он был готов предать тебя.

— Что сделали мы? Или, скорее, что сделал ты? Ты позволил Камилле оказаться в этом амфитеатре! Твой факультет, твои исследования, твои студенты… вот все, что было для тебя важно в жизни. Если бы не ты, она сейчас была бы с нами… Она не была бы мертва!

Сама того не замечая, Матильда подняла пистолет еще выше. Она дала себе время заметить слезы, которые потекли по щекам ее мужа. Сколько уже времени она не видела, как он плачет? Напрасно она рылась у себя в памяти… А плакал ли он вообще после смерти дочери? Нет, тогда он лежал в больнице, между жизнью и смертью.

— Ты больна, Матильда. Тебе нужна помощь.

Она улыбнулась.

— Да, больна… лучше запереть… прямо ненормальная. Ведь так ты только что сказал Людовику?

Франсуа сморщился и положил руку себе на ногу. С трудом передвинувшись, он подошел к секретеру, чтобы опереться на него.

Когда он снова поднял голову, его глаза были совершенно мокрые, но Матильда чувствовала, что это не только из-за слез грусти или смятения. Здесь было что-то другое. Что-то, что ей еще не удавалось расшифровать.

— Сначала я думал, что ты хочешь просто восстановиться и что все, что может навести на мысли о Камилле, мешает тебе. Затем я начал понимать… что ты всего лишь делаешь вид. Что ты скрыла реальность. Настолько, что и в самом деле начала думать, будто…

Он замолчал и медленно покачал головой.

«Делать вид», «скрыть реальность»? Слова Франсуа пробудили в ней странное неприятие. Какими вульгарными ухищрениями он занимается? Чего добивается? Породить в ней смятение, заставить ее расслабиться и отобрать у нее пистолет?

Франсуа больше не в твоем лагере. Теперь ты одна. Одна, как никогда.

Он развел руками, впрочем не выпуская костыль, чтобы подчеркнуть, что он в ее власти.

— Стреляй, если ты действительно этого хочешь. Стреляй, Матильда. Для меня это будет проще всего. Такое же, как и любое другое средство покончить со всем этим.

И тут Матильда заметила, что дуло пистолета теперь направлено прямо на Франсуа, а ее палец лежит на спусковом крючке.

— Нет, ты не выкрутишься из этого так легко. О чем ты там говорил? Закончи фразу! Начала думать, будто?..

Франсуа сделал шаг вперед и заглянул ей в глаза. Так пристально, что ей стоило большого труда не отвести взгляд.

— Камилла не мертва. Она уже больше года прикована к кровати…

8

Матильда стояла абсолютно неподвижно, сжимая пистолет в руке. Казалось, стены гостиной начали сжиматься в кольцо вокруг нее. И снова ее охватило ужасное ощущение удушья.

Слова Франсуа были такими нелепыми, что витали в ее мозгу, не достигая его.

— Тебе не кажется, что я уже достаточно настрадалась? Камилла была с тобой в амфитеатре, у двери… Это в нее первую выстрелил убийца… Почему ты хочешь мне плохого?

Она наивно подумала, что он снова обрел хоть каплю разума, но он продолжал вести те же бессмысленные разговоры, что и раньше, когда находился под воздействием лекарств.

— Боже мой… Что с тобой случилось, Матильда? Мне стоило бы забеспокоиться раньше, намного раньше, а не отрицать очевидного. Наша жизнь здесь… Каждый день ты удалялась от меня все больше. Как если бы ускользала в другой мир и… Это все я виноват… вначале ничего не хотел видеть… Ты не хотела больше говорить о Камилле. Ты меняла тему разговора, едва я произносил ее имя…

Пальцы Матильды еще сильнее сжали рукоятку пистолета. Речи Франсуа звучали в ее ушах бессмысленной мешаниной слов. Волнение, заставляющее его голос дрожать, не было наигранным, но ей следовало оставаться настороже, больше чем когда-либо.

— Замолчи, — прошептала она.

— Камилла была задета тремя пулями.