Слишком много и всегда недостаточно

Peter Luger был крайне странным, очень дорогим рестораном, который драл деньги за никудышное обслуживание и принимал только наличные, чеки или собственную предоплаченную карточку (которая была у деда). Меню было ограниченным, и, заказывали ли вы их или нет, на столе появлялись огромные блюда с нарезанными помидорами «бычье сердце» и белым луком в сопровождении крошечных керамических тарелочек с картофелем фри и сливочным шпинатом, к которым обычно никто не прикасался. Половину туши говядины вносили на подносах, украшенных маленькими пластиковыми коровами разных цветов, начиная от красного (только что мычала) и розового (почти способна ходить по столу) до… в общем, не важно. Все наши маленькие коровы были красными или розовыми. В основном мы пили кока-колу, которую подавали в самых маленьких бутылочках, а, учитывая легендарно плохое обслуживание, это означало, что в конце вечера весь стол был усеян горами костей, десятками бутылок из-под колы и полными тарелками еды, которую никто в моей семье никогда не ел.

Трапеза не заканчивалась, пока дед не высасывал из костей мозг, что, принимая во внимание его усы, было тем еще зрелищем.

Так как мясо я перестала есть еще в колледже, обед в Peter Luger превратился в серьезное испытание. Однажды я совершила ошибку, заказав семгу, которая заняла половину стола, а на вкус была самой обычной жареной на гриле семгой. В конце концов, моя еда свелась к кока-коле, небольшой порции картошки и овощному салату.

Без грубых официантов, конечно, не обошлось бы, но я надеялась, что у Дональда мне хотя бы будет что поесть.

Я совершила ошибку, прибыв в пентхаус первой и в одиночестве. Хотя Дональд все еще был женат на Марле, от нее остались одни воспоминания: ее сменила его новая подружка Мелания, двадцативосьмилетняя модель из Словении, которую я прежде не встречала. Они сидели на неудобном диванчике в фойе (огромном, неопределенного назначения пространстве). Повсюду был мрамор, сусальное золото, зеркальные стены, белые стены и фрески. Не знаю, как это у него получилось, но квартира Дональда была даже холоднее и менее похожа на жилище, чем Дом.

Мелания была на пять лет моложе меня. Она сидела рядом с Дональдом слегка в профиль, скрестив ноги. Я поразилась, насколько уравновешенной она выглядела. После того как Роберт и Блейн впервые с ней встретились, Роб мне сказал, что в течение всего времени, пока они сидели за столом, Мелания практически не разговаривала.

«Может быть, ее английский не слишком хорош», – предположила я.

«Нет, – презрительно усмехнулся он. – Она знает, зачем она здесь». Ясно, что не из-за блестящих навыков собеседницы.

Как только я присела, Дональд начал рассказывать Мелании о том времени, когда он нанял меня писать «Искусство возвращения», а затем с жаром принялся рассказывать свою версию моей трагической истории «возвращения с того света». Он полагал, что это нас объединяет: мы оба опустились на самое дно, а затем каким-то образом вернулись на вершину (в его случае) или просто назад (в моем).

«Ты же бросила учебу, так?»

«Да, Дональд». Именно так я и хотела быть представленной человеку, которого никогда не встречала. Я также удивилась, что ему об этом вообще известно.

«Какое-то время все было плохо, а затем она начала принимать наркотики».

«Эй, полегче!» – всплеснув руками, сказала я.

«Правда?» – внезапно проявила интерес Мелания.

«Нет, нет, нет. Я никогда в жизни не употребляла наркотики».

Он скользнул по мне взглядом и улыбнулся. Эффекта ради он приукрасил свой рассказ и знал, что я это понимаю. «Она была совершенно пропащей», – сказал он, еще шире улыбаясь.

Дональд обожал истории возвращения и понимал, что чем глубже дыра, из которой ты выбираешься, тем более ценным будет триумфальное возвращение. Именно так он и воспринимал свою собственную историю. Объединив эти два события – мой уход из колледжа и его приглашение написать книгу (сдобрив свой рассказ вымышленной наркотической зависимостью), – он состряпал более красивое повествование, в котором он каким-то образом стал играть роль моего спасителя. Конечно, между моим уходом из колледжа и его приглашением написать книгу я снова вернулась к учебе, окончила ее, получила степень магистра – и все это без каких-либо наркотиков. Однако прояснять ситуацию не имело ни малейшего смысла, как, впрочем, и обычно. Целью его историй было всегда не столько рассказать о ком-то еще, сколько продемонстрировать себя; и к тому времени, как раздался звонок в дверь, он, возможно, уже и сам поверил в свою версию событий. Когда мы встали, чтобы поприветствовать новых гостей, я поняла, что Мелания за все наше время вместе произнесла всего одно слово.

11 июня 1999 года мне позвонил Фриц, чтобы сообщить, что дедушку забрали в Еврейский медицинский центр Лонг-Айленда – еще одну больницу в Куинсе, которую многие годы спонсировали дедушка и бабушка. Он сказал, что, скорее всего, это конец.