Слишком много поваров

Уже пора было переходить в столовую, когда вошла Дина Ласцио. Шум тотчас смолк. Ее отец, Росси, поспешил к ней, следом Вукчич, а за ним и все остальные подошли выказать вдове свое уважение. Она походила на безутешную вдову не больше, чем я на буддийского монаха в нирване, но нельзя же требовать, чтобы женщина, отправляясь с мужем в небольшую поездку, брала с собой на всякий случай траурное платье. Я не слишком упрекал ее и за появление на этом празднике жизни, поскольку знал, что Ниро Вулф специально просил Сервана уговорить ее прийти.

За столом я снова оказался рядом с Констанцей. Это было сносно. Вулф сидел справа от Сервана. Вукчич оказался через стол от Дины Ласцио, а Лиггетт и Мальфи — рядышком, напротив меня. Берен сидел напротив Вулфа, слева от Сервана, а это весьма почетно для типа, которого только что выпустили из тюрьмы. Рядом с ним восседал Клей Эшли и безуспешно старался казаться приветливым. Остальные разместились кто где с редкими вкраплениями женщин. На тарелочке перед каждым прибором лежало каллиграфически выведенное меню:

«LES QUINZE MAÎTRES»

Канова-Спа, Западная Виргиния

Четверг, 8 апреля 1937 г.

ОБЕД ПО-АМЕРИКАНСКИ

Устрицы, запеченные в раковинах

Черепаховый суп по-мэрилендски    «Битое» печенье

Жареная молодая индейка

Рисовые крокеты с айвовым желе

Лимская фасоль в сливках    Булочки «Салли Ланн»

Авокадо «Тодхантер»

Ананасовый шербет    Бисквит

Висконсинский сыр    Черный кофе

Официанты под командованием Моултона приносили и расставляли блюда. Луи Серван с молчаливым достоинством обозревал происходящее. Уже при первой перемене поднялось волнение, ибо устрицы оказались такими свежими и жирными и так пахли, что казалось, их кормили арахисом и голубикой из рук. Поедание устриц сопровождалось целым ритуалом. Официанты, поставив перед каждым по огромной миске с дюжиной устриц, выстроились вдоль ширмы, той самой, за которой сорок восемь часов назад обнаружили тело Филипа Ласцио. Дверь буфетной отворилась, пропустив чернокожего повара в накрахмаленном белом колпаке и фартуке. Он сделал несколько шагов вперед и так смутился, что, казалось, готов был ринуться назад, но Луи Серван встал, показал на него, потом на стол и объявил:

— Разрешите представить вам мистера Гиацинта Брауна, шеф-повара Канова-Спа по рыбным блюдам. Устрицы, которые мы собираемся есть, приготовлены им. Вам решать, достойны ли они чести быть поданными «Les Quinze Maîtres». Мистер Браун просил меня сказать вам, что он благодарит за оказанное ему доверие. Так, Браун?

— Да, сэр.

Раздался взрыв аплодисментов. Браун смутился еще сильнее, поклонился и вышел. Кулинары отсалютовали вилками. Слышался одобрительный шепот.

— Превосходно, — проговорил Пьер Мондор со спокойным достоинством. — Запекали в горячей духовке?

Серван кивнул, вилки опустились, все принялись за дело.

Когда подали черепаховый суп, церемония повторилась. На сей раз приветствия достались Кребтри. Отведав суп, все ощутили прилив восторга и потребовали, чтобы Кребтри вернулся. Многие встали из-за стола, чтобы пожать ему руку. Он совсем не смущался и был явно польщен. Еще двоих представляли, когда подали индейку. Один был Грант, седой, с морщинистым лицом, а другого, высокого, я не знал, так как на нашей вечеринке в среду его не было. Никогда я не пробовал лучшей индейки, но предыдущие блюда были столь обильны, что меня хватило лишь на одну порцию. Эти же ребята — пятнадцать маэстро — ели, как женщина укладывает чемодан: не важно, сколько в него влезает, лишь бы все впихнуть. Не говоря уже о кларете, которым они проталкивали еду. За столом становилось все веселее, и старик Серван расточал счастливые улыбки.

Без всякого сомнения, это был первоклассный обед. Я медленно потягивал вино. Голова чуть-чуть кружилась, и, если бы сейчас понадобилось снова спасать жизнь Вулфа, я не смог бы похвастаться быстрой реакцией.

Никакой натянутости не чувствовалось, всем было легко, в столовой витали приятные запахи кофе и бренди. Наконец в начале одиннадцатого Вулф поднялся, чтобы произнести речь. Однако, честно говоря, больше похож он был на истца, который дает в суде показания о причиненных ему повреждениях. Но такие мелочи его не волновали. Мы все развернули стулья, чтобы оказаться лицом к нему, уселись поудобнее и погрузились в молчание.

Негромко, как на лекции, он начал: