Слишком много поваров

— Не знаю, и мне все равно. Требовалось пригвоздить Лиггетта, доказав его присутствие в Канова-Спа во вторник вечером. Миссис Ласцио была единственным человеком, который мог в этом нам помочь. Как вы говорите, она, несомненно, виновна не меньше Лиггетта, а может, и больше, это как посмотреть. Я даже думаю, что мистер Толмен попытается обвинить ее в убийстве. Он задержал ее вчера как свидетельницу и будет держать до завершения дела Лиггетта, а может привлечь и как пособницу. Сомневаюсь, что что-нибудь выйдет. Что бы он ни сделал, осудить ее не удастся. Она принадлежит к особому виду женщин, она мне сама сказала. Даже если Лиггетт ожесточится против нее и во всем признается, лишь бы вовлечь и ее тоже, то убедить дюжину мужчин, будто лучшее, что можно сделать с такой женщиной, — это убить ее, окажется сложной задачей. Интересно, понимает ли это мистер Толмен?

При этих словах Берен, набивавший трубку, нахмурился. Вулф наполнил стакан пивом одной рукой, так как другая была занята: он крепко сжимал подлокотник кресла.

Констанца улыбнулась мне:

— Я стараюсь не слушать их. Говорят о том, как убивают людей. — Она деликатно поморщилась.

— Кажется, вам пришлось довольно много улыбаться, — проворчал я. — По обстоятельствам.

Ее брови взлетели над темными фиолетовыми глазами.

— Каким обстоятельствам?

Я только помахал рукой. Берен наконец раскурил свою трубку и снова заговорил:

— Это все повлияло на мой желудок. Бедный Росси, видели вы его? Бедняга. Когда Дина Росси была маленькой девочкой, я много раз сажал ее на вот это колено. Она была спокойной, очень хитрой, но хорошей девочкой. Конечно, все убийцы были когда-то маленькими детьми, вот что удивительно. — Он попыхивал трубкой, и вскоре все помещение заполнилось дымом. — Кстати, вы знаете, что Вукчич едет этим же поездом?

— Нет.

Берен кивнул:

— Он прискакал в последнюю минуту. Я видел его: он мчался, будто лев, которого кусают блохи. Утром мы с ним не встретились: пришлось побывать в разных местах. Ваш человек, конечно, сказал вам, что я заходил сегодня около восьми вечера?

Вулф скорчил гримасу:

— Я был не одет.

— Так он мне и сказал. И я пришел снова. Мне было неудобно. Я всегда чувствую себя неудобно, когда я в долгу. Я хотел выяснить, сколько я вам должен, и заплатить. Там, в Канова-Спа, вы были гостем и не хотели говорить об этом, но теперь-то можно! Вы вытащили меня из скверной истории и, возможно, спасли мне жизнь, вы по просьбе моей дочери оказали мне профессиональную помощь. Это ставит меня в положение должника, и я хочу заплатить. Насколько я понимаю, ваши ставки довольно высоки. Сколько вы берете за день работы?

— А вы?

— Что? — Берен воззрился на него в изумлении. — Великий Боже, я не работаю поденно. Я художник, а не чистильщик картофеля.

— И я тоже. — Вулф поднял палец. — Послушайте, сэр. Допустим как предположение, что я спас вам жизнь. Если так, то я готов посчитать это жестом дружеской симпатии и не взять за это никакой платы. Примете вы такой жест?

— Нет. Я в долгу перед вами. Моя дочь обратилась к вам. Нельзя было ожидать, что я, Жером Берен, приму такую милость.

— Хорошо… — вздохнул Вулф. — Если не хотите принять это как дружеский жест, воля ваша. В таком случае единственное, что я могу сделать, — это представить вам счет. Все очень просто. Если можно как-нибудь оценить профессиональные услуги, которые я вам оказал, то цена должна быть высокой, так как услуги были исключительные. Итак… раз уж вы настаиваете… вы должны мне рецепт колбасок минюи.

— Что? — Берен уставился на него. — Ба! Это смешно!

— Почему? Вы спросили, что вы должны. Я сказал.

— Черт знает что! — прошипел Берен. Он так размахивал своей трубкой, что во все стороны полетели искры. — Рецепт бесценен. А вы просите… Великий Боже, я отказался от полумиллиона франков! А вы имеете бесстыдство, имеете наглость…

— Я бы попросил вас! — оборвал его Вулф. — Не стоит поднимать шум. Вы назначаете цену на свой рецепт. Это ваше право. Я назначаю цену на свои услуги. Это мое право. Вы отказались от полумиллиона франков. Если бы вы прислали мне чек на полмиллиона долларов, я бы порвал его — и вообще на любую сумму. Я спас вам жизнь или избавил от неприятных переживаний — называйте как хотите. Вы спросили, что вы должны мне, и я сказал, что вы должны мне этот рецепт, и я не приму ничего другого. Платить или нет, решайте сами. Мне доставит невероятное удовольствие, если я смогу у себя дома — не реже двух раз в месяц, я думаю, — есть колбаски минюи. Но известное удовлетворение мне доставит и вспоминать, гораздо чаще, чем дважды в месяц, что Жером Берен мне должен и отказывается платить.

— Ба! — фыркнул Берен. — Это надувательство!