Слишком много поваров

— А я думал, ты гуляешь и любуешься ночью, — заметил он, целуя палец.

— Я и любовалась. Но эта дверь! Больно!

Он снова принялся целовать палец:

— Ах ты мой бедный цветочек, ах ты мой бутончик азиатский! Беги гуляй, дай нам поговорить спокойно.

Она надула губки и отошла.

Вукчич вышел из банкетного зала и направился было к Дине Ласцио. Серван напомнил Валленко, что тот следующий, и Вукчич развернулся к нему.

— Вот мой листок. Я пробовал каждое блюдо по одному разу, как было сказано. Ласцио там нет.

— Как это нет? — удивился Серван. — А где же он?

Вукчич пожал плечами.

— Я не смотрел, может, на кухне?

— Рэмзи! — окликнул Кифа Серван. — Филипп ушел с поста! Остались только Валленко, Росси и мистер Вульф, что будем делать?

Киф ответил, что если Серван им доверяет, то и он тоже, и Валленко отправился на дегустацию. Через некоторое время он вернулся, и настала очередь Росси. Он уже три часа ни с кем не ругался, и я навострил уши, рассчитывая, что если Ласцио снова там, то я и через закрытую дверь услышу, как Росси прохаживается насчет зятьев. Однако в гостиной было слишком шумно, и я все равно бы ничего не услышал. Вернувшись, Росси провозгласил, что только идиот может так пересолить соус прэнтан, но никто и внимания не обратил. Ниро Вульф, последний по счету, но не по значимости, с трудом поднялся из кресла, и Серван проводил своего почетного гостя к двери. На горизонте наконец-то забрезжила возможность выспаться, и я воспрял духом.

Через десять минут дверь отворилась и на пороге показался Вульф.

— Мистер Серван, раз уж после меня никого нет, можно я проведу эксперимент с мистером Гудвином?

Серван не возражал, и Вульф махнул мне рукой. Я сразу понял, что произошло нечто непредвиденное, и уже был на ногах. Вот уж какие эксперименты Вульф со мной проводить не станет, так это гастрономические. Я прошел к нему, и он закрыл дверь. На столе стояли девять блюд, с пронумерованными табличками перед каждым, поднос с электрическим подогревом, графин с водой, стаканы, тарелки, вилки и прочее.

— Рад помочь, — ухмыльнулся я. — На каком номере застряли?

— Иди сюда. — Вслед за ним я обогнул стол и остановился у ширмы с нарисованной Покахонтас. — Ты только взгляни на это безобразие.

От изумления я даже отшатнулся. Я не придавал никакого значения разговорам об убийстве, списывая их на горячую южную кровь, и что бы я ни думал о россказнях женщины-омута о ядах, к виду крови они меня не подготовили. А кровь была, пусть и немного, потому что нож под левой лопаткой Ласцио оставался вонзенным по самую рукоятку. Я наклонился над телом и слегка повернул ему голову, чтобы как следует увидеть глаз. Затем я выпрямился и обернулся к Вульфу.

— Приятная поездочка, — горько произнес он. — Говорил я тебе, Арчи... впрочем, неважно. Он мертв?

— Как сосиска.

— Ясно. Никто не может обвинить нас в препятствовании правосудию. Это термин из области права. Вот пусть служители правосудия этим и займутся, а мы здесь ни при чем. И что тебе на данный момент запомнилось из всей нашей поездки?

— Только то, что мы приехали поездом.

Он кивнул.

— Зови мистера Сервана.

4

В три часа утра я сидел за столом в малой гостиной павильона «Покахонтас». Напротив меня разместился мой старинный друг Барри Толман, а за его спиной недобро косил глазом бандит в костюме из синей шерсти, пунцовом галстуке и розовой рубашке с жестким белым воротником. Его имя и род занятий не составляли тайны: то был Сэм Петтигрю, шериф марлинского округа. Имена стенографиста на другом конце стола и полицейского на стуле у стены остались мне неизвестны. Дверь в банкетный зал была открыта, и оттуда доносился запах фотовспышек и гул голосов полицейских экспертов, занимавшихся поиском отпечатков пальцев и прочих улик.

Голубоглазый атлет старался сохранять спокойствие:

— Я понимаю, Эшли, что вы, как управляющий, печетесь об отеле, но я-то прокурор округа, чего же вы от меня хотите? Не могу же я сделать вид, будто он сам напоролся на нож? И я не потерплю ваших инсинуаций о погоне за дешевой популярностью...

— Хорошо-хорошо, Барри, не будем об этом. — Клэй Эшли, стоявший рядом со мной, расстроенно покачал головой. — И надо же было такому случиться! Я понимаю, что не в твоих силах это замять, но, ради бога, разберись со всем побыстрее, чтобы они все уехали. Я понимаю, что ты прикладываешь все усилия, прости, если что не так сказал... Пойду посплю немного. Буду нужен — пришлешь кого-нибудь.

Он свалил. Кто-то вышел из банкетного зала спросить о чем-то шерифа. Толман встряхнулся, потер красные от недосыпа глаза и обратился ко мне:

— Мистер Гудвин, я послал за вами снова, чтобы уточнить, не хотите ли вы добавить что-либо к вашему рассказу.

Я помотал головой.

— Нет, я все выложил.

— Вы больше ничего не припоминаете, что случилось, скажем, в гостиной или еще где-либо, какую-либо неожиданность или важный разговор?

Я ответил отрицательно.

— А днем?

— Ни днем, ни ночью.

— А когда Вульф тайно позвал вас в банкетный зал и показал тело Ласцио за ширмой, что он сказал вам?

— Он позвал меня во всеуслышанье, а вовсе не тайно.

— Да, но только вас. Почему?