И с этими словами бесцеремонно взяла бродягу за руку и задрала широкий рукав его рубашки почти по самое плечо.
Он не сопротивлялся, но наконец перевёл на меня взгляд, в котором появились проблески живости и интереса.
Я же в этот момент уже зажмурилась и сделала очень глубокий вдох, чтобы не лишиться чувств прямо здесь.
Сказать, что мои подозрения подтвердились, было бы неправильно, ведь я даже не подумала заподозрить в этом человеке своего сына. Просто то ли женская интуиция, то ли материнский инстинкт, заставили меня сделать это – взглянуть на то место, где у моего Андрюши было родимое пятно в форме мотылька. Чтобы обнаружить его.
Жанна была осведомлена о наших семейных метках и, увидев, то же самое, что и я, и сообразив, что происходит, побледнела и опёрлась о стену.
Мы обе уставились в лицо предполагаемого Андрея, пытаясь найти в нем знакомые черты.
Мой сын был крепким мальчиком, не худым, но скорее жилистым. У него уже в девять лет были довольно широкие плечи, выпирающая попа, крепкие ноги и пухлые щеки на круглом лице.
Конечно, все признаки хорошей жизни быстро уходят в результате стрессов и недоедания. Щеки впали, нос похудел и заострился, глаза как будто сузились под полуприкрытыми веками.
Я обхватила его лицо ладонями:
– Андрюша, это ты? Андрей? Ответь мне. Ответь, пожалуйста!
На лице бродяги появился испуг.
Он быстро качал головой, как бы говоря нет-нет-нет, кто вы, я вас не знаю, оставите меня, но тут же произнес тихим незнакомым голосом:
– Мама?
До меня донёсся всхлип. Жанна. Чего в нем было больше, отчаяния или радости, я не поняла. Я даже не осознавала, что из этого наполняет меня в данный момент.
Я просто обняла, наконец-то обняла первого из своих найденных детей. Впереди было ещё много разговоров, выяснений, поисков, но в данный момент мне нужно было осознать и принять, что этот потрёпанный жизнью, неопрятный, вероятно, даже душевнобольной человек – мой сын.
Я расплакалась, немного отстранилась от него, продолжая держать за худые плечи, и искренне улыбнулась сквозь слезы:
– Да, родной, это я, Мама. Все будет хорошо. Теперь мы вместе, cлава богу.
Сейчас он смотрел куда-то в пол, продолжая тихонько мотать головой.
– Пойдём. Поехали со мной. С нами.
Я взяла его под руку и повела в сторону платформы, до сих пор не осознавая, что произошло.
Нас окликнула женщина, работница метрополитена. На ней была серая форма и красная шапочка – как в старые времена.
– Куда вы уводите его? Мы тут за ним присматриваем.
– Мы о нем позаботимся, не волнуйтесь, – крикнула ей Жанна.
Женщина немного смягчилась, но все же скептически добивала:
– Не бросайте его потом где попало, лучше верните на место. Он здесь недалеко ночует.
– Мы кивнули ей в ответ.
Я испытала чувство глубокой благодарности к этой незнакомой женщине за беспокойство об Андрее. О моем Андрее.
Ну вот такая картина вырисовывалась: мой сын нашёл приют в метро, он слывёт местным сумасшедшим и нуждается в постоянном наблюдении. Но кто-то за ним присматривает, и, возможно, ухаживает. Что очень странно для нынешнего равнодушного общества.
Примечательно, что место его обитания совсем недалеко от жилища Влада. И за все это время они ни разу не встретились! Или встречались, но Влад не узнал? Вопросов о том, почему Андрюша не откликался на наши призывы, больше не возникало. У него даже не было компакта.
Всю дорогу я разглядывала его, держа за руку. Чем дальше, тем меньше у меня оставалось сомнений, что это Андрей. Я узнавала его по едва уловимым чертам, не изменившимся под влиянием времени, я обнаруживала знакомые родинки, находила что-то родное в неухоженных руках.
Совсем недавно меня мучили переживания по поводу того, как я отнесусь к своему старшему сыну и дочери, которые на сегодняшний день уже на несколько лет старше меня. Теперь же я понимала всю суть утверждения о том, что дети в любом возрасте остаются детьми. Даже если они каким-то чудом переросли тебя.
Глава 31
Мы успешно добрались до гостиницы засветло и удобно устроились в вестибюле на мягких черных диванах. Жанна отошла к бару за чаем, а мы с Андрюшей сидели, держась за руки. Всю дорогу я не отпускала его, как будто боясь лишиться долгожданной находки.
Мои попытки разговорить его были не очень успешными. Он то уходил в себя, то смотрел сквозь меня, и лишь изредка фокусировался на моих вопросах. Понять, что и когда произошло с ним и привело к такому состоянию пока не представлялось возможным. Вопросы о детстве, о моменте переселения на перевалочную базу и о самой базе оставались без ответа. Пытаясь нащупать темы, на которые мой сын готов был беседовать, я дошла до последнего года его проживания в будущем. Тут все было просто. Он ночевал в небольшой комнате с маленьким окном. Питался где и чем придется – тут с этим проблем не было – как у бродяг, так и у весьма статусных сливок. Много гулял и очень любил петь. Ему нравилось, как его голос звучал в метро. Хорошая акустика.