Слой

В банке его зарплата была три с половиной тысячи долларов в месяц. Пятнадцать миллионов в русских рублях. Кротов и получал рублями, отказавшись от долларового личного счета. Эти деньги уходили на жизнь; на семью и квартиру, в общем-то, хватало. Кротов усмехнулся: как же быстро люди привыкают к большим деньгам! Вспомнил, как это было четыре года назад: приглашение на работу в банк, шесть месяцев — зам и затем — директор филиала, зарплата — в десять раз больше, чем на старом месте. Когда он принес домой первую директорскую получку, жена Ирина повертела деньги в руках, долго считала, шевеля губами, и сказала испуганно: «Столько?». Кротов не сразу, но привык к ее странной реакции на хорошее. Вместо того, чтобы смеяться и прыгать от радости, Ирина замирала и сосредоточенно хмурила брови, погружаясь взглядом и мыслями в себя, словно уже видела за радостью огромнейший темный подвох.

Нельзя сказать, что и раньше Кротов жил только на зарплату, иначе откуда бы появились и дача, и «Волга», и квартира, и постоянные карманные деньги. Он умел, что называется, «крутиться» даже в старые, советские времена, когда, казалось бы, система не предоставляла никакой возможности для предпринимательского маневра, да он и не требовался, этот маневр: его заменяла номенклатурная распределиловка, и главное было — проползти или прорваться к окошку распределителя. Кротов никогда не рвался, предпочитал ползти. Был неназойлив, лишнего не клянчил, и это ценилось. Появились дефицитные продукты из спецраспределителя на Одесской, бартерная электроника за гроши, машина из почти бесплатного фонда победителей соцсоревнования, дача из «списанных» стройматериалов, льготные путевки в Лазаревское на Черном море, в ГДР и даже в капиталистическую Японию, что по тем временам выглядело сплошной фантастикой. Кротов не брезговал и кататься «на халяву» руководителем туристических групп, хотя это и было связано с нервотрепкой и неизбежным стукачеством.

И все-таки настоящие деньги пришли только в банке. Кротов не обольщался: директор филиала — это — не директор банка, не хозяин, а скорее адъютант для особых поручений при далеком московском хозяине. Сам филиал изначально создавался для «особых поручений», его главбухша была московским шпионом, «смотрящей», отслеживала каждый директорский шаг, но Кротов и здесь выдержал характер, не стал крутить за спиной Москвы собственные левые комбинации, довольствовался зарплатой и премиями. И это оценили. Наступил момент, когда на прозрачной карте влияний и возможностей Москва нарисовала ему маленький квадрат и сказала: это твое поле, играй, но не заигрывайся.

Кротов хорошо запомнил свой первый «откат» — двадцать тысяч долларов — от первой «разрешенной» собственной кредитной операции. Деньги принесли ему прямо в банк, в кабинет, изрядно его напугав. Принесшие деньги парни в черных твидовых пальто с легкой усмешкой наблюдали, как он испуганно прикрыл бумагой легшие на стол две зеленые пачки, такие аккуратные и твердые, как деревяшечки, потом сбросил доллары в ящик стола и неосознанно поглядел в окно, лязгая ключом в замочной скважине: не видит ли кто?

Вечером, лежа с Ириной в постели, Кротов вытащил из-под подушки зеленые брикетики и положил их жене на живот. Они смотрели по видику американскую мелодраму «Красотка» с Ричардом Гиром и Джулией Роберте. Смотрели не в первый раз, фильм нравился Кротову, потому что его Ирина была очень похожа на кинозвезду Джулию: такие же волосы, рот, слегка курносый «американский» нос. Ирине тоже нравилась «Красотка», хотя погрузневший экс-штангист Серега Кротов был далеко не Ричард Гир и даже не Арнольд Шварценеггер. Наверное, ей просто нравился сам голливудский плейбой с мудрыми глазами, а может, и вся эта заокеанская сказка в целом.

Ирина была из небогатой семьи, в рыночные времена ставшей попросту бедной. Отец работал на моторном заводе, чуть не попал под сокращение, месяцами «гулял» в неоплаченных «административных отпусках». Мать, в прошлом работник госторговли средней руки, женщина по торговым меркам глупая, то есть не набивавшая каждый вечер по три сумки наворованного, в новой рыночной торговле и вовсе потерялась и теперь мыла полы в какой-то крутой конторе на Червишевском тракте, неподалеку от дома. Когда отец Ирины умер от инфаркта, мать и вовсе сошла с катушек, стала выпивать с соседями по площадке, откровенными бичами, нигде не работавшими, но напивавшимися каждый день.

Конечно, Кротовы ей помогали, но не по годам взрослая Ирина предпочитала денег много не давать: сама платила за родительскую квартиру, покупала матери продукты и одежду и строго-настрого запретила Сергею в этот процесс вмешиваться. Тем не менее Иринина мама звонила Кротову на работу, жаловалась на здоровье и цены в аптеках, иногда дежурила возле кротовского гаража по вечерам: мол, какая встреча, шла тут от знакомой… Уставший за день Кротов сразу лез в карман, теща жеманно отмахивалась ручкой, но деньги всегда брала, сотни две-три.