Слой-2

– Валерий Павлович у нас трагический поэт от философии, – сказал Юрий Дмитриевич, убирая руки. – Вижу, он вас запугал до безобразия. На ночь глядя это негуманно. Предлагаю... Налить, естественно и чрезвычайно... Спасибо. Позвольте мне перехватить инициативу, я и так весь вечер молчал, пока наш дуэт распевался.

Два москвича переглянулись и снова стали «ребятами».

– Друг мой Сережа, – сказал Юра, достав из нагрудного кармана рубашки маленький белый кусочек картона. – Я хочу вас поздравить. Но прежде... Прежде хочу сказать тебе, Сергей, что ты хороший мужик – и в делах, и в приятельстве. Вот уже три месяца мы с тобой работаем. Не скрою: каждый день я и мои люди очень внимательно наблюдали за тобой. Так вот, я тебя поздравляю: ты принят. Ради бога, помолчи, пожалуйста. Ты – принят. Детали потом, детали значения не имеют, они только принижают торжественность момента.

Юра протянул рюмку и чокнулся с Кротовым.

– Вот эта простая картонка с цифрами говорит о том, что отныне у Сергея Витальевича Кротова есть свой личный номерной счет в банке города Лимассол, Республика Кипр, и на этом счету... Отвлекусь, с вашего дозволения. Вперед, товарищи! – Они выпили; Гена с Валерой смотрели на Кротова с выражением удачливых фокусников. – Американский нефтяник, когда вербуется на Аляску, получает сто тысяч долларов в год. Как вы думаете, на какой срок девять нефтяников из десяти подписывают контракт? Правильно: на десять лет. Американская мечта о миллионе! Так вот, друг мой Сережа: на вашем счету лежит ровно один миллион американских долларов. Прошу учесть: это не подарок. Мы делаем дело, господа, и делаем его чертовски здорово. Эти деньги мы заработали вместе. Половина их, пятьсот тысяч долларов – ваши. Этой суммой мы оценили ваш вклад в нашу совместную работу.

Полмиллиона долларов были огромными деньгами с бытовой точки зрения, да и с любой другой тоже, но Кротов не совладал с накатившим на него чувством растерянной обиды: всё-таки не весь миллион, вот сволочь...

Юрий Дмитриевич взял картонку и сунул ее Кротову в карман рубашки.

– Понадобятся некоторые дополнительные формальности, в частности – ваше личное появление в Лимассоле. Мы заказали и оплатили билеты вашей семье, вылет завтра из Свердлов... пардоньте, из Екатеринбурга, прямой чартерный рейс, вернетесь через неделю. Вам сняты апартаменты в компании «Интервал интернешнл». По поводу этой компании последует продолжение – не сейчас, позднее. Так что – в дорогу, дружище! В новую жизнь! Пропуск у вас в кармане.

Юра оперся ладонями о колени и пружинисто поднялся с места.

– Спасибо, господа. Едем вместе? – обратился он к Кротову.

– Не надо, я прогуляюсь, дом совсем рядом.

– Шлепать по грязи...

– Как-нибудь дошлепаю, – сказал Кротов.

– Валера, – произнес Юрий Дмитриевич, и профессор пошел к телефону.

В прихожей, когда Кротов уже оделся и перетаптывался неловко, прощаясь и не зная, что говорить (ну не о рыбе же по-флорентийски), а внезапно и сильно осоловевший профессор дергал Кротова за рукав: «Понимаешь, мы смотрим на Афганистан и Иран, тогда как именно Турция, с ее идеей пантуранизма, и даже Тансу Чиллер, эта сексуальная умница...» – Юрий Дмитриевич, стоя посередине, обнял своих друзей за плечи и сказал как бы за всех провожающих:

– Давай, Серега. Мы еще покажем себе в алмазах ихнее небо с овчинку.

Так и не поняв, что с ним происходит, Кротов сделал шаг вперед и замкнул руками круг.

– Попрошу без соплей, – сказал Юра и громко всхлипнул.

– Да! – вдруг вспомнил Кротов. – А как же Ноябрьск, Городилов и прочее?

– Если человек обитает в пункте А, это не значит, что его невозможно встретить в пункте Б...

Кротов шел в темноте по Немцова к Советской, оскальзываясь в липкой грязи. Возле дома он долго елозил ботинками по останкам травы на газоне. Жена Ирина, увидев его возбужденным и не очень-то трезвым, быстро положила палец поперек бледных губ: он понял, что Митяй уже спит.

– Звонил Лузгин.

– Ты можешь завтра взять отпуск без содержания? – спросил Кротов, снимая лишние одежды.

Глава седьмая

Самое постыдное – не помнил ничего. А от того, что всё-таки помнил отрывочно, хотелось снова заснуть и не просыпаться уже никогда. Но сон не шел, внутри горело. Лузгин посмотрел на часы – без пяти восемь. Он спустил ноги с кровати, кое-как оторвал от сбитой постели торс и увидел тазик, стоящий на полу у изголовья. «Жена постаралась...». Лузгина замутило, он боком упал на подушку и так лежал, свесив ноги, когда дверь в спальню приоткрылась и жена сказала деревянно:

– Тебе звонит Коллегов.

– Я сплю.

– Он просил разбудить.

– Тогда принеси сюда трубку.

Что-то упало на кровать за его спиной. Не оборачиваясь, он пошарил сзади рукой, нашел и поднес к уху трубку беспроводного домашнего «Панасоника».

– Чего надо?

С Мишкой Коллеговым они были давно знакомы, вместе работали в газете и на телестудии.

– Здорово. Ты как, живой?

– Чего надо-то?

– Ты же вроде завязал, Вовка.

– Последний раз спрашиваю...

– Надо взять интервью у Роки.

– Он же в отпуске.

– Нет, улетает сегодня после обеда.

– А почему я?

– Он сам попросил.