Слой 3

Терехов дернулся было к портфелю, затем снял очки и сунул их в нагрудный карман полосатого, как пижама, эстрадного почти что пиджака. «Молодится, старый хрен, а вкуса ни на грош».

– Мы готовим представление...

– Цирковое? – спросил издевательски Кротов. Глаза у Терехова и без прищуривания не каждый день были видны между набрякшими веками, а тут и вовсе превратились в амбразуры.

– ...Представление в соответствующие органы о фактах нецелевого использования бюджетных средств.

– Это вы о фермерском хозяйстве?

– Это я о вас, Сергей Витальевич.

– И в чем же я провинился?

Кабээновский начальник снова глянул на портфель.

– Вы подписали разрешение директору детского дома использовать часть перечисленных средств на питание.

– Да? Не помню.

– Есть документ.

– И что же дальше?

– Таким образом вы нарушили распоряжения правительства и администрации округа о расходовании бюджетных поступлений строго на зарплату и погашение задолженности по ней.

– Минуточку, я вспомнил. Но ведь это сами учителя и воспитатели отказались от части зарплаты, чтобы купить продукты для детдомовцев. Было письмо...

– Письмо не имеет значения. Вы не имели права санкционировать нецелевое расходование. Этот вопрос на строжайшем контроле Москвы...

Какая, на хрен, Москва, – не удержался Кротов, – если детям жрать нечего!

– Это демагогия, – сказал Терехов. – Не имеет значения...

– Я это ваше значение давно уже поимел. Какая там сумма? Тысяч пятнадцать, если не ошибаюсь? Ровно в два раза меньше, чем ваши толстые бабешки прикарманили на командировочных в Прибрежное.

Терехов едва заметно дернулся, но ответил спокойно:

– У нас все по закону.

– Ой, не скажите, – съехидничал Кротов и пошел дожимать наобум. – Восемьдесят семь рублей в сутки! А норма – двадцать пять. Притом в эту сумму входят и квартирные, а ваши тетки ночевали дома. Плюс бензин туда-сюда на каждый день, да и жрали-то у фермеров бесплатно...

– Клевета, – решительно вымолвил Терехов.

– А у меня есть показания, что жрали.

– Покажите.

– Прокурору покажу, когда понадобится. «А что, – подумал он, – наверняка все так и было».

– То, чем вы сейчас занимаетесь, – сурово заявил Терехов, – это шантаж должностного лица ради сокрытия своих незаконных действий.

– Хотите знать, – перебил его Кротов, – как называется то, чем занимаетесь вы и вся ваша дурацкая контора? Так я скажу: хорошо оплачиваемое тунеядство. Вы за полгода сожрали больше миллиарда старыми, а отчитаться не в чем. Притом ведь знаете, что из бюджета действительно воруют, и знаете кто, и знаете как, но ведь туда-то вы не сунетесь ни в жизнь, там все свои, и страшно ведь сунуться – голову оторвут не глядя. Вон в унитарку к сыну Воронцова вы сходили? Зачем она вообще, когда есть комитет по ресурсам? А ваша жена – уж не там ли она изволит работать? – на удачу брякнул Кротов и сразу понял, что попал.

– Вы еще пожалеете, что не захотели со мной разговаривать, – сказал Терехов, таща портфель из кресла.

– А по-моему, мы очень хорошо поговорили. Лично я давно хотел сказать вам то, что сказал сегодня, да повода не было, и вы его мне предоставили – спасибо.

– Я вас предупредил, – сказал Терехов.

Кротов посмотрел в загривок уходящему.

– Премного благодарен.

Он сверился с часами: почти двенадцать, половина рабочего дня улетела – куда и на что? И этой жизни хочет Слесаренко? И если это власть, то лично Кротову она и на хрен не нужна. Власть у него была и в банке, притом абсолютная до незаметности, ибо полная власть не нуждается в ежеминутных внешних подтверждениях; она словно днем электричество – хоть лампа не горит, светло и нет нужды, но напряжение в сети присутствует незримо, а ежели кто сомневается, пусть сунет пальчики в розетку. Здесь же, на этой работе, которую Кротов по старой памяти именовал «советской» (ему нравились строчки из некрологов: «...много лет на партийной, советской и хозяйственной работе...»), требовалось постоянно щелкать выключателем, демонстрируя право и силу, как наличие тока в сети.