Слой

— Не сегодня, — выразительно проговорила Людмила.

— У вас, у женщин, всегда так. В самый неподходящий момент.

Константин вернул ей обойму и вышел из комнаты. Его не покидало ощущение, что он снова кого-то предал. Еще ничего не сказав и не сделав — уже предал. Внутри. Не Петра и не сотню — саму идею. За которую он, собственно, и убивал. Странно, но сожаления он не испытывал.

* * *

— Погано у вас тут. Суетно как-то, напряженно. Не люблю я Москву. То ли дело север — чистота, простор! — Кокошин брезгливо отстранил рюмочку и наполнил янтарной жидкостью бокал для лимонада. — И пьете вы как французики. Скурвились совсем.

Он поднес бокал ко рту и, шумно выдохнув, проглотил двести грамм коньяка.

— Устроился нормально? — спросил Нуркин.

— Нормально, — отмахнулся тот. — Шурик все оформил, я и чемодан-то свой не видел. Отвезли-привезли. Телки на выбор. Люкс!

— Не о том я. Как здесь устроился? В этом мире.

— А-а! Ничего, — скривился Кокошин. — Полковник. Командир БРП, женат. Вот с женой мне не очень...

— "Бээрпэ" — это что? — перебил его Нуркин.

— Береговой ракетный полк.

— Ракеты, э-э...

— Да ну брось ты! Там не то, что ты думаешь. Противокорабельные. Ядерную голову на нее поставить можно, но дальше Мурманской области она все равно не улетит.

— Жаль, — признался Нуркин.

— И не говори.

Кокошин наполнил второй бокал и, чокнувшись с пустой рюмкой, влил его в себя. Нуркин не таясь наблюдал за бывшим министром просвещения и поражался, куда все делось? Глянца Кокошину не хватало всегда, но таким пещерным он не был. Во всяком случае, на встрече с ректорами вузов Нуркин за него не краснел. А теперь? Кокошин как будто кичился своей неотесанностью, сознательно выставлял ее напоказ.

«А на хрена ты мне нужен, дорогой», — глядя на него, подумал Нуркин. И сам себя огорчил: нужен. Времени оставалось всего ничего. По его прикидкам, через пару недель в крупных городах должны были подняться волнения. Всего же нынешней власти он отмерил два месяца. Это был предел. Осенью страна превратится в огромный сумасшедший дом, а у него еще не сформировано теневое правительство. Кроме себя, богоподобного, народу показать некого.

— Министром обороны потянешь, — утвердительно спросил Нуркин.

— Влад, мне бы старую должность. Армии я в этом мире нахлебался во. — Кокошин провел пальцем по краю стакана. — Мне бы попроще что-нибудь. Я ведь помню, как ты Ефимова по ночам будил, через день в Кремль таскал. Мне такого счастья... — Кокошин сложил губы куриной гузкой и издал характерный звук.

— Как же ты со своей инертностью до полковника дослужился?

— А человек я хороший, — скромно потупился собеседник.

Это Нуркин знал. Кокошин был предан, как пес, а такое качество ценилось везде. Ему можно было довериться и потом не жалеть об этом. На него можно было опереться — всегда. Некоторые принимали это за настоящую дружбу. Нуркин давно понял, что такая черта характера — всего лишь неумение жить без хозяина.

— С культуркой у меня здесь, конечно, небогато, — посетовал Кокошин. — Представляешь, дочка спрашивает: «На дне» — это про что? А я — убей, не помню! Сказал, про подводников. Когда чувствуешь себя дубиной, остается только шутить.

— Ты, наверное, слывешь большим остряком.

— А? Давай-давай, подкалывай. Меня не щиплет. Я-то знаю, что к чему. Я этого полковника ношу как китель. Снять, правда, не удается.

— Других военных у меня нет, — резко произнес Нуркин. — Сашок с армией справится, но у него и без этого дел полно.

— Есть кандидатура, — сказал Кокошин. — Человек с размахом. И с интересными идеями.

— Откуда?

— Он местный. Генерал-лейтенант, служит в штабе округа.

— Я понимаю, у тебя здесь новая биография, новые приятели, охота-рыбалка, но...

— У него и к стратегическому оружию доступ есть, — невозмутимо произнес Кокошин. — То, на что ты облизывался. Сорок восемь шахт. По графику на боевое дежурство они заступают в сентябре.

— Поясни.

Кокошин сладостно вздохнул и откупорил следующую бутылку.

— Поясняю. Если вы с ним договоритесь — а вы договоритесь, за этим я и прилетел, — то в сентябре мы получим полсотни ракет с веселой начинкой. Перенацелить и произвести пуск нам никто не даст, это все из центра делается. Но нам ведь достаточно угрозы пуска, а это организовать легко. Система создавалась в начале семидесятых, с тех пор ее только поправляли — на полную замену денег не было. Представляешь, насколько она устарела!

— Погоди. Один генерал-лейтенант?..

— Само собой, не один. Настроения в армии сейчас конкретные, спичку поднес — полыхнуло. Несколько лет назад кто-то еще надеялся на лучшее. Последний оптимист, которого я знал лично, застрелился в прошлом году. Молодые в армию не идут, стариков сокращают. А самое обидное — железки ржавеют! Ради них весь Союз жопу рвал, а теперь на металлолом пилят. За такую реформу не то что к стенке...

— Хорошо, — кивнул Нуркин. — Сколько народу?

— Вокруг него? Человек пятнадцать наберется. А по сигналу половина армии встанет. Нужна только «Аврора».

— Если я правильно понял, «Аврора» у нас уже есть.

— Будет, Влад. В сентябре.

— Давно ты знаком с этим генерал-лейтенантом?