Слой

Вскоре из всей оснастки остались лишь провода — цветной жгутик, уходящий в левую часть груди. Костя растерянно следил за неторопливой работой Мясника, соображая, что скоро очередь дойдет и до жгутика.

— Помнишь, как там у Гоголя? — спросил Мясник. — Человек простой — он и так поправится.

Он вышел из поля зрения и чем-то щелкнул. Кривая на мониторе выпрямилась и, сжавшись до точки, погасла.

Костя инстинктивно зажмурился и помимо своей воли сосчитал до трех.

Потом до десяти.

Открыв глаза, он увидел, что Мясник перегружает аппарат на тележку. Провода, подключенные к сердцу, угрожающе натянулись, но боли почему-то не было.

— Ах ты черт, совсем забыл... — Мясник подошел к кровати и взялся за проволоку. — Да не трясись! Если б умер, так уже умер бы. А если нет — так живи. Медицина не возражает.

Мясник повел рукой, и жгут повис в воздухе. Костя увидел, что на концах поблескивают тонкие разъемы. Не веря своим глазам, он потрогал кожу — пальцы нащупали три затвердевших отверстия.

— Контакты. Иногда приходится кое-что корректировать. Не резать же тебя при каждом приступе. Ниток не напасешься.

— Мне вшили стимулятор?

— Батарейка на десять лет. Да! Вот это запомни строго-настрого: никакого электричества. Менять розетку для тебя то же самое, что заплывать за буйки. Чуть-чуть невезения — и шабаш.

Мясник окликнул в коридоре санитара и, показав ему на тележку с оборудованием, хлопнул по спине.

— Я хочу встать, — сказал Костя.

— Постельный режим. Но я не против. Девчонки парашу за тобой таскать замучились. Кормежка либо здесь, либо в столовой, как тебе нравится. Туалет в конце коридора. Душевые там же, но это пока рано. Что еще? Телевизор в комнате отдыха — сам найдешь, здесь заблудиться негде.

— Я под арестом?

— Ты в больнице, дурило. Если пойдет без осложнений, через месяц выпишем.

— И все?

— А что ты хотел?

— Я?.. Ничего...

«Свободен, — ошалело подумал Константин. — Это как?.. Почему?..»

«А потому, что всех продал, — напомнил кто-то внутри. — Всех, кого знал и не знал. Теперь они осваивают северные районы. И тебе их не надо бояться. Ты свободен. Иди. Живи».

Выпишут и отпустят. А может, и местечко предложат — с его-то опытом. Темное прошлое простят, как-никак, раскаялся, честно отработал. Заплатил — чужими судьбами, близкими людьми, самим собой, в конце концов...

Константин стиснул кулаки и бессильно разжал — обрушить гнев было не на кого. Разве что на себя? На того, кто влезал в его тело и час за часом, День за днем диктовал, диктовал... Это не так уж и напрягало — раньше. Ведь он уже не считал этот мир своим. Он давно существовал там, в новом слое, а старый казался почти нереальным. Сюда он нырял, как в пьяный кошмар: игрушечный страх перед мертвой Морозовой, безумные беседы с убитым Борисом... Он словно посещал какой-то кинотеатр. Но вот зажгли свет, и экран оказался с другой стороны.

Вернуться не удастся. Он выздоровел. Сеанс окончен.

Надо было искать тетрадку — тщательно искать, не лениться. Ведь было же время. Сколько у него было времени! Тьма. И на что оно потрачено? Теперь его еще больше. Только зачем оно?

Борис!!

В голове взорвался горячий фонтан. Борис! Он же здесь. Он поможет, он вытащит. И он сам собирался все объяснить. На кой черт эта тетрадь, если Борис где-то поблизости!

Костя выскочил из палаты. Высокие, во всю стену, окна слепили пронзительным августовским солнцем. Глаза с непривычки заслезились, и Константин прикрыл их ладонью. Пижама мгновенно нагрелась и начала источать запах стирального порошка.

Коридор был широким и довольно длинным. В правом торце находились белые двери уборных, в левом — стеклянная перегородка. За ней осязаемой прохладой темнела лестница. У перегородки, на маленьком и каком-то неуютном стульчике притулился охранник в гвардейской форме. Он глянул на Костю и, не проявив интереса, отвернулся.

Гвардеец изнывал от жары. В черном кителе было теплее, чем в пижаме, а сидел он, видно, уже давно. На его лице читалось страстное желание перенести стульчик на лестничную площадку, в тень, но для этого он был слишком дисциплинирован.

Подходя к охраннику, Константин на всякий случай развел руки в стороны. Мужчина с одинокой лычкой ефрейтора не обратил на это никакого внимания.

— У вас был старший лейтенант, — начал Костя без предисловий. — Борис Черных зовут.

— Был такой, — подтвердил гвардеец. — Сплыл. Константин почувствовал, как в желудке расплетается что-то шевелящееся. Оно поднялось наверх и застряло в горле, около кадыка.

— Уволили? — прокашлявшись, спросил он.

— В Гвардии не увольняют. Спороли погоны — и в питомник. К собакам.

— За аморалку, наверно... — потерянно молвил Константин.

— Чего-о?

— Ну, я слышал, он тут с медсестрами...

— Какая же это аморалка — с медсестрами? Не, Черных не за это убрали. Крыша у него поехала. Во, браток, как служба людей ломает.

— Странно...

— Да уж!

Похоже, ефрейтор был не прочь потрепаться.