Сломанная головоломка

— За слова Михаила — я ручаюсь, — сказал Мефодий. — А остальное, так сказать, люди рассказали. Нет, конечно, может он и вправду так считает, я откуда знаю? На эту тему мы с ним, кажется, не говорили. Вот про его любимое «филиокве» — сколько угодно. А про две души — что-то не помню…

— А вообще-то, он, несомненно, хазар, — подытожил Константин. — В душе, по крайней мере.

Разошлись только глубокой ночью, Константин, усталый, но очень довольный первым проведенным в Риме днем, уснул, едва коснувшись головой подушки.

Телеги продолжали катиться.

Этот сон — один и тот же — снился Константину вот уже который месяц.

Почти каждую ночь. Попытавшись однажды прикинуть, сколько за это время мимо него прокатилось телег, Константин испугался.

По утрам, вспоминая сон, он становился мрачным. А со временем почувствовал, что уже просто болен. Мефодий тоже заметил перемену в Константине, но пока молчал. Ничего не говорил и сам Константин — пока было не до этого.

Приближался ответственнейший богословский диспут. Этакий как бы экзамен… От него зависело — продолжатся скандалы в Моравии, или нет. Константин и Мефодий были уверены в успехе, но, все равно, как и положено перед экзаменом, немного волновались — два дня перечитывали, сидя во дворе, на солнышке, Василия Великого и Григория Богослова.

Экзамен, как и ожидалось, оказался простой формальностью. Римские богословы, по сравнению с Константинопольскими, были как-то совсем уж простоваты…

Анастасий, подслушивавший за дверью, крепко обнял вышедших Константина и Мефодия — он волновался гораздо больше их. И уже прикупил несколько кувшинчиков неплохого вина.

Вечером опять собралась приятная компания — отметили успех. Очень хорошо посидели.

Ночью, уже под утро, опять приснился сон с телегами. Константин заинтересовался наконец, что же в них лежит. Оказалось, что там камни. Или, может быть, даже простые кирпичи — большие, в каждой телеге помногу. Легче от этой новости ему не стало.

Утром опять очень болела голова.

С головной болью стоял Константин на службе в базилике святого Петра. Лучшего подтверждения прочности их теперешнего положения в Моравии нельзя было и придумать. Папа Адриан лично освятил подаренное ему Константином и Мефодием евангелие, написанное по-славянски, новыми значками. Он торжественно водрузил его в алтаре базилики, на специально сделанном по этому случаю позолоченном столике.

— Очень мило с его стороны, — шепнул Константин Мефодию. — Особенно, если учесть, что он не знает славянского. И не понимает в книге ни одной буквочки. Мало ли, что я там понаписал! Может я коран переписывал… Нет, правда приятно. Значит, действительно доверяет… Славный человек. Мефодий кивнул, не поворачивая головы. Константин помолчал, а потом опять зашептал: — Я никогда и представить такого не мог… Что мои детские секретные закорючки — я же их придумал, чтобы никто понять не мог что написано! — и удостоятся вдруг… гм… такой высочайшей почести…

Мефодий сурово покосился на Константина, но не удержался и чуть заметно ему подмигнул. Последнее слово папы стихло под сводом базилики и тут же, ниоткуда и отовсюду, со всех сторон, отраженный стенами, витражами, рассеченный колоннами, зазвучал торжественный гимн в исполнении хора мальчиков.

Вечером приехал с письмами гонец из Моравии. Там дело шло полным ходом: школы работали, в деньгах нужды не было. Чуть-чуть неприятными были только два письма: от Горазда и Климента (тех самых, первых, учеников). Горазд жаловался на Климента, Наума и Ангелария, что они затеяли выдумать еще какие-то буквы!

А Климент в своем письме успокаивал: мол, ничего страшного, чего он (Горазд) кляузничает? Делаем мы это, мол, просто так, для себя, никого не учим… И даже объяснял, что за буквы они придумали.

Константин, посмотрев на эти буквы, скривился: — Никакой фантазии! Ну посмотри, — позвал он Мефодия, — ведь сразу видно, что простые такие ребята, ну разве так… тупо… можно делать?.. — он грустно отдал Мефодию письмо. — Тоже мне — славянские Ульфилы…

Климент предлагал просто использовать греческие буквы и только для тех звуков, которых у греков как бы не было — придумал несколько новых значков. Да и те — слепил из греческих или вообще содрал из других языков.

— И те, которые у меня взял — тоже спертые! Вот, букву для звука «Ш», — показал Константин, — я и сам в еврейском… гм… позаимствовал. Уже недавно, правда. Видишь, на «ШИН» похоже… Фу, — он отбросил письмо.

Мефодий тоже поморщился.

— …Ну никакой фантазии! — обиженно повторил Константин.

— А вроде такие были толковые мальчики… Напиши, поругай их, что ли, немножко?

— Им же тоже хочется прославиться! — засмеялся Мефодий. — Вот они и стараются, как могут…

Константин ничего не ответил, только пожал плечами, закрыл глаза…

— Ты не болен? — спросил, наконец, Мефодий.

Константин кивнул: — Помру, видать, скоро! — пошутил он.