Сломанная марионетка (ЛП)

— Что-то не так. — Он осматривает лес, а затем снова смотрит на меня. — Вернись в машину и сделай это медленно.

— Что? — Оглядываю местность, но не двигаю головой, чтобы это было не так заметно. — Что ты имеешь в виду?

— Не задавай вопросов. Просто сделай это.

Вглядываясь в его глаза, я вижу, как он умоляет меня.

— Хорошо. — Медленно, боком, я подхожу к водительской двери, пикаю сигнализацией и открываю дверь. Дэвил остается на том же месте, расправив плечи и приняв боевую стойку. У меня по позвоночнику бегут мурашки, а страх поднимается до нечеловеческого уровня. Открыв дверь, я уже собираюсь залезть внутрь, когда раздается удар. Острое жало вонзается мне прямо в голову, и я падаю.

Подняв глаза, я вижу, как вдали появляются и исчезают верхушки деревьев. В ушах начинает звенеть, и я наклоняю голову, когда солнце палит прямо мне в лицо. Дэвил там, но его лицо размыто, и он кричит на меня. Почему он кричит? Почему я на земле? Я на земле? Глаза Дэвила в ярости, почти черные. Из его рта летит слюна, когда он кричит на меня, но я ничего не слышу, потому что меня оглушает звон в ушах.

Я смеюсь, потому что впервые вижу, как Дэвил выходит из-под контроля. Почему он такой несговорчивый? Он не был бы таким, если бы что-то не было очень плохо. Металлическая жидкость заливает мое горло, и я начинаю паниковать. Мое сердце замирает в горле, а дыхательные пути начинают медленно сжиматься, делая дыхание почти невозможным.

Дэвил такой, потому что что-то не так. Так ужасно неправильно. Я оглядываюсь на него, подношу руки к горлу, желая содрать кожу, чтобы вдохнуть хоть немного кислорода, но это бесполезно. Дэвил смотрит на меня сверху вниз, его глаза полны боли, а лицо напряжено.

Почему он весь в крови?

Это моя кровь?

И тут до меня доходит.

Я умираю.

ГЛАВА 19

Дэвил

ГОЛОСА.

Раз.

Два.

Три.

Четыре.

Пять.

Шесть...

Шесть...

Шесть....

— Она принадлежит нам. Темноте. Не выставляй ее на свет. Она сгорит там, Дэвил. Не выставляй ее на свет. Это плохо для нее. Плохо, плохо, плохо. Ей нужно быть там, где мы, — во тьме. В укрытии, где тихо. Там, где никто не сможет причинить ей вреда.

— Убей ее!

— Нет, не убивай ее! Она особенная... такая особенная. Посмотри на нее. Она прекрасна.

— Заткнись! — реву я, ударяя кулаками по голове. — Они... они не остановятся! — Я смотрю вниз на Мэдисон. Милая Мэдисон. Моя сестра. Мой близнец. Единственный человек, к которому я когда-либо испытывал чувства. Единственный человек, с которым я когда-либо чувствовал связь.

— Связь? — Ухмыляется голос. — Единственная связь в том, что ты знаешь, что должен убить ее. Ты знаешь это, так сделай это. Убей ее. Она уже умирает. Черт, она может быть даже мертва.

Задыхаясь, я смотрю вниз на тело Мэдисон. Ее крошечная фигурка неподвижна и безмолвно. Что я наделал?

Я сделал это.

Ее не должно было быть здесь.

Схватив мобильное устройство, которое Мэдисон дала мне, я набираю 911. Я не совсем невежа, это часть моей работы как гражданского лица — знать номер службы спасения. Сейчас меня не волнуют Короли. Ей нужна медицинская помощь, а я не знаю, к кому они прибегнут. Я никому не доверяю.

— Не доверяй никому. Не доверяй никому.

— Девять-один-один, что у вас случилось?

— Никому не доверяю.

— Сэр?

Я крепко сжимаю телефон, прижимая его к уху. Сжимаю кулак, металлический привкус крови ударяет по моим вкусовым рецепторам, и я отшатываюсь. Я делал плохие вещи. Очень плохие вещи в своей жизни. Невыразимые вещи. Но это все, что я знаю. Я купался в крови невинных и пил из их душ, не дрогнув. Но это Мэдисон. Моя сестра. Мой близнец. Я забочусь о ней.

— Она тебе безразлична, — смеется голос. — Тебе не все равно, потому что ты хочешь ее убить. Представь, каково это — разрезать эту нежную кожу.

— Заткнись! — кричу я, захлопывая глаза.

— Сэр?

— Мне нужна помощь, — говорю я, хотя мой английский не очень хорош. — Моей сестре. Она ранена.

— Хорошо, где вы?

Я осматриваюсь.

— Я на поляне на шоссе 50.

— Хорошо, сэр, машина уже едет. Скажите мне, что с вашей сестрой.

Я смотрю на нее и замираю. Ее кожа бледная, кровь все еще сочится.

— Она очень сильно ранена.

— Хорошо, я понимаю, но она дышит? Как она ранена?

— Она... — Наклоняюсь и прижимаю два пальца к ее шее. Слабый пульс бьется о подушечки моих пальцев. Далекий, но есть — еле-еле. — Ее пульс медленный... очень медленный.

— Прикончи ее, — фыркает один из голосов.