Сломанная тень

– Придется поехать с нами!

Тоннер обернулся. Сзади тоже стоял жандарм.

Карета, запряженная белоснежной четверкой, ожидала за углом. Окна были зашторены, на вопросы жандармы не отвечали, по их невозмутимым лицам нельзя было даже понять, слышат ли его.

Дверь открыли снаружи:

– Выходите!

Незнакомый двор. У двери два жандарма с факелами, между ними офицер. Тот же вопрос:

– Тоннер? Илья Андреевич?

– Он самый! Где я нахожусь?

– Третье отделение собственной его императорского величества канцелярии! – без запинки выпалил офицер. – Следуйте за мной!

Жандармы, поджидавшие у дома Дашкина, двинулись следом.

Быстрый проход по казенному коридору. Приемная, набитая адъютантами. Илья Андреевич терялся в догадках. Адъютанты сосредоточенно перекладывали бумажки, периодически вскакивали и убегали, потом возвращались. Никто не обращал на Тоннера внимания, офицер, приведший его, ушел.

– Тоннер? – скуластый потомок татарских ханов смерил доктора равнодушным взглядом.

– Илья Андреевич! – раздраженно представился доктор.

– Входите! – адъютант распахнул дверь.

Тоннер шагнул. За небольшим столом весьма и весьма скромного кабинета сидел генерал с широкой синей лентой через плечо. Он оторвался от бумаг, умные ироничные глаза несколько секунд изучали доктора. Потом генерал откинулся на спинку, усмехнулся в усы и спросил:

– Что ж встали? Проходите!

– С кем имею честь? – поинтересовался Тоннер.

– Граф Бенкенштадт! – генерал встал и неожиданно протянул подошедшему доктору руку.

– Тоннер Илья Андреевич! – в который раз представился наш герой.

– Наслышан! Садитесь!

– Вы явно что-то недоговариваете, Илья Андреевич! – разговор затягивался. И чая уже выпили не по кружке, а Тоннер, испросив разрешения, даже выкурил трубку.

– Я могу ошибаться! Моя версия основана не на фактах, а лишь на предположениях! На догадках!

– Однако интересующие вас сведения не могут быть обнародованы!

– Понимаю, ваше высокопревосходительство. Но подозреваемых несколько. А мотивы убийств не понятны. Дайте мне ключ, а как добыть доказательства без него, я придумаю!

Сцепив руки, Бенкенштадт покрутил большими пальцами.

– Я должен подумать, Илья Андреевич! – наконец сказал он. – Ответ сообщу завтра! Через Терлецкого! Кстати, именно он рекомендовал мне вас.

– Я догадался!

– Он же будет…

– … приглядывать? – дерзко закончил фразу Тоннер.

Бенкенштадт снова усмехнулся. Тоннер ему нравился. Умный и к тому же немец.

– Приглядывать, да! Не забывайте: мы не карманника, убийцу ловим. Мало ли что! Помните главное: расследование нам поручил император! Провалить его мы права не имеем! С богом, Илья Андреевич! С богом!

– Рехнуться можно! – Терлецкий, поджидавший Тоннера в приемной, был непривычно трезв. Они вместе вышли на набережную. – Днем отправили в отставку, вечером за то же самое представили к ордену!

– Не радуйтесь! За ночь передумают и утром повесят, – за полчаса «ареста» Тоннер столько всего переосмыслил, со столькими попрощался навек, что сдерживать сардонических усмешек не пытался. – А меня рядышком!

– Где, интересно, мой Роос?

– У постели Дениса. Именно Корнелиус нашел Угарова с многочисленными переломами и на извозчике привез ко мне в Академию.

– Что с Угаровым?

– Перелом ключицы, голени, ушибы и ссадины. Пока без сознания!

– Выживет?

– Не сомневаюсь! Он крепкий! А какая необыкновенная интуиция! Ему бы в медицину!

– Такой молодой – и останется калекой! – посочувствовал Угарову Терлецкий.

– Калекой? Ну уж нет! Я вверил его лучшим хирургам. – Тоннер взглянул на часы. – Надеюсь, они уже заканчивают остеосинтез по методу Мухина.

– Эй, любезный! – Терлецкий помахал лихачу. – Куда едем, Илья Андреевич?

– Мы куда-то едем? – делано удивился Тоннер. – К Лаевским! Надо рассказать про Дениса! Чтоб не волновались!

– Илья Андреевич! Как кстати! – из дверей выскочили швейцар и Никанорыч.

– Что случилось?

– Софья Лукинична не дышит!

– Давно?

– С полчаса!

Тоннер быстро преодолел лестницу и уже через минуту влетел в комнату. Собравшиеся у изголовья повернулись к нему с надеждой, но Илье Андреевичу сразу стало ясно: перед ним труп!

В эту комнату доктор попал впервые. Вся, снизу доверху, была она обита войлоком, на полу ковер. Из мебели кровать и стул, намертво прикрученный к полу. Тут держали Софью Лукиничну, когда она впадала в буйство.

– Что произошло?

– Я воды принесла, – сказала горничная, утирая фартуком слезы, – а барыню стошнило… и не дышит она.

Тоннер наклонился к темно-желтым пятнам на одеяле. Неприятный и очень характерный запах.

– Кто последний видел Софью Лукиничну живой? – доктор оглядел присутствующих. Ба! Владимир Лаевский! Интересно, где он провел последние сутки? А рядом незнакомый красавец. Неужели Юрий Налединский?

– Я к ней со Шнейдером заходила. Пару часов назад. – Ирина Лукинична сверлила Тоннера темными глазами. – Лучше Софье стало! Потребовала, чтобы развязали. Борис Львович разрешил.

– Опий давали? – спросил Тоннер.

– Нет! – ответила Ирина Лукинична. – Борис Львович сказал: никаких лекарств. В деревню велел везти.

– Не давали опий? Странно! – Тоннер шпателем собрал рвоту, поместил в пробирку.