– Юрий! Вы были любовником Лаевского? – спокойно уточнил Тоннер.
– Да!
– Сходите-ка за Лаевским, Федор Максимович! – приказал Илья Андреевич.
Терлецкий сжал кулаки. Тоже мне! Нашел мальчонку на побегушках. Но сдержался:
– Слушаюсь!
– Почему вы расстались с Лаевским? – спросил Тоннер, когда полковник вышел.
– Владимир стал вымогать у меня деньги, а я, как все богачи, предпочитаю бескорыстную любовь.
– Лаевский беден? – удивился Тоннер.
– Вполне обеспечен! Отличный дом, недурное имение! Но он мечтает о миллионах! Потому несколько лет назад ввязался в аферу. Один прохиндей наплел ему с три короба про алмазы в Якутии! Мол, точно они там есть, надо только снарядить экспедицию, чтобы их найти. Стократные прибыли обещал! Вот Владимир и тратится! Тянут и тянут с него деньги. Должен уже всем! Тайком отцовское имение заложил. Я после свадьбы пообещал ему по-родственному выкупить долги, но думаю, сперва надо взять над ним опеку. Все ведь просадит!
– Вот вам и мотив для убийств! – воскликнул Тоннер.
– Простите, как вас зовут?
– Илья Андреевич.
– Илья Андреевич! Прислушайтесь к моему мнению! Лаевский не убийца! Жадный дурачок, но не убийца!
Тоннер промолчал.
– Вопросов ко мне больше нет? Я могу быть свободен? – спросил Налединский.
– Еще один вопрос, на сей раз личный.
– Третье отделение волнуют мои отношения с женой?
– Я говорю о письме, которое Дашкин просил вас передать в Лондон.
Налединский побледнел. Ответил медленно, пытаясь сообразить, что и откуда известно:
– Такого не помню!
Дьявол! Ведь и под пытками не признается! Придется бросать карты на стол!
– Признаюсь по секрету! Я не жандарм! Убийство Тучина расследую по просьбе Бенкенштадта. А по просьбе Дашкина разыскиваю его письмо. Князя им шантажируют! Та же особа, что вымогала деньги у Баумгартена и задушила Тучина.
– Бог мой! – всплеснул руками Юрий.
Он почему-то сразу поверил Тоннеру. Ну не похож он на жандарма!
– Вы отправили письмо из Финляндии?
– Я похож на идиота? Такая же губерния, что и остальные![87]
Князь сунул мне письмо перед самым отъездом. – Налединский сразу же отбросил надменный тон и заговорил с Тоннером доверительно, как со старым товарищем. – Владимира дома не случилось, и я попросил тестя, чтобы вернул князю письмо, придумав благовидный предлог. Мол, Налединский забыл его случайно.Допрос Владимира нового не принес: та же история про крушение на дороге, рассказ о шантажистке, известный со слов Угарова.
– Медальон с вашим портретом – у кого Тихон украл его? У вас? – задал Тоннер самый главный вопрос.
– Понятия не имею. Мы обменялись когда-то медальонами с Костей Ярошем. Давно! – Лаевский снял с шеи цепочку, открыл медальон. С эмали смотрел тонкогубый юнец с орлиным носом. – Костя умер этой весной у себя в имении. Поехал навещать больную мать. И заразился…
– А его пистолеты как здесь оказались?
– Не знаю! Он всегда таскал их с собой.
– А денщик Яроша не в курсе, к кому попали пистолеты? – Терлецкий уже не знал, что спросить. – У кого он теперь служит?
– Знаете, это весьма странно… Я сам хотел от него узнать подробности и несколько раз заезжал в Измайловский полк. Но денщик туда не вернулся!
– Всякое бывает, – рассеянно подытожил Тоннер. – Вы свободны! Продолжим завтра.
– Завтра отпевание Тучина! – напомнил Лаевский. – И мамы!
Черт! А кто Софью Лукиничну прикончил? Ведь, несмотря на тщательные поиски, бутылочка так и не нашлась. Снова Лаевский? Мать-то ему чем помешала?
– Я зайду к Андрею Артемьевичу, принесу соболезнования, – попытался схитрить Тоннер. – Езжайте, Федор Максимович, вы, верно, устали!
– Ничего! Подожду.
– Письмо? Какое письмо? Молодой человек, оставьте меня в покое!
– Письмо на французском языке, адресованное в Лондон, в собственные руки господина Веремеева!
– Было такое! – обрадовалась Ольга Змеева. – Я его пару недель назад нашла!
– Что вы с ним сделали?
– Отправила с почтой!
Тоннер чуть не запрыгал от радости: его догадка подтверждалась. Оставалось дождаться сведений от Бенкенштадта и действовать наверняка.
Наверняка…
Улыбка сползла с губ Тоннера. Шантажист-убийца покрывать князя Дашкина не станет. И вместо Государственного совета Андрей Кириллович окажется в Нерчинске!
Колокольчик зазвенел, когда швейцар подавал Тоннеру и Терлецкому верхнюю одежду. С шубой Терлецкого на руках Филипп Остапович открыл дверь.
– А, это ты, Савва!
– Слуга господина Налединского! – отрекомендовал вошедшего Пантелейка, крутившийся в прихожей. – Веселый очень! Фокусу меня научил! Показать, Илья Андреевич?
Казачок вытянул ладонь тыльной стороной вверх, подогнул большой палец к ладони.
– Сколько пальцев?
– Восемь! – пошутил Тоннер.
Озадаченный Пантелей расправил руку и принялся вслух считать. Почему восемь? Должно же быть четыре!
– А вас, сударь, пускать не велено! – следом за Саввой попытался войти Матвей Никифорович. Филипп Остапович остановил его в дверях.
– Барин мой его хочет видеть! – объяснил Савва, попутно показав казачку новый фокус. Правая рука пронеслась над левой, на лету «украв» большой палец.
– Ух ты!