Сломанное сердце

Мне прямо везет – второй раз нарываюсь на те же грабли.

Однако никто и никогда не узнает, что в пятницу, приехав домой, я весь вечер и полночи прорыдала, сначала ругая себя за глупость, потом – жалея. Собиралась сразу в понедельник пойти к Алексею Германовичу и уволиться. И больше никогда не появляться ни в универе, ни в жизни Шаламова. Но потом вспомнила про его чертов телефон и про подарок, который теперь, уж конечно, оставить я никак не могла.

Однако за выходные я успокоилась. Нет, мне по-прежнему было и больно, и стыдно, но уже не так остро. И еще подумалось, если я так сразу уволюсь, это будет слабостью и бегством. А еще явным признанием того, что да, я влюбилась в Шаламова, а теперь, униженная, с разбитым сердцем, сбежала от позора. Наверняка именно этого и ждут его друзья, те, кто делали ставки, глумились, снимали это видео и отправляли мне. Ждут, предвкушая, посмеиваясь, чувствуя себя кукловодами и победителями.

Так что нет, не доставлю я им этой радости. Приду в вторник и буду вести лекцию как ни в чем не бывало. Будто для меня Шаламов и они все – обычные студенты, такие же как все. Не выкажу ни боли, не обиды, ни злости, ни личной заинтересованности. Только б вернуть скорее этот телефон с кулоном!

* * *

Во вторник с утра упаковываю цепочку с кулоном обратно в футляр и красивую коробочку. Кладу в сумку вместе с телефоном Шаламова. Выдержки мне сегодня понадобится вагон. Лекцию провести с невозмутимым видом под прицелом пытливых глаз друзей Шаламова, его самого задержать после пары, вручить ему эти вещи и не съехать в упреки. Я даже иду на лекцию и нервничаю, как в первый раз.

Но всё проходит более-менее гладко. Эти, конечно, всю пару пристально разглядывают меня, особенно девушки. Перешептываются, чему-то сдержанно улыбаются, но я не подаю виду. Разок делаю им замечание, равнодушно призывая оставить личные разговоры на потом, либо продолжить в коридоре. Они переглядываются опять и замолкают, поджав губы.

Шаламов, наоборот, ни на кого не смотрит. Ни на них, ни на меня. Забрался опять на галерку. Сидит там мрачный, но что-то всё-таки записывает в тетрадь. Надеюсь, конспектирует лекцию.

Я укладываюсь за пару минут до звонка и отпускаю поток. Студенты поднимаются и потихоньку покидают аудиторию. А я жду, когда Шаламов спустится с дальнего ряда. Свиридова тоже его ждет, встав у дверей как часовой. Или как верный цербер.

При ней возвращать его вещички будет неловко, но что поделать.

А она тоже на меня косится то и дело. Да и плевать. Пусть думает, что хочет. После их видео можно уже и не так рьяно соблюдать видимость приличий.

Шаламов, как всегда, не торопится. Выходит самый последний. Он, конечно, и сидел дальше всех, но и сам по себе спускается без спешки. Наконец шествует мимо меня, и я со всем равнодушием, на какое способна, бросаю как бы между прочим:

– Артем, задержитесь, пожалуйста, на секунду.

Шаламов останавливается, лениво разворачивается и такое лицо делает, будто он летел навстречу счастью, а я ему тут крылья оторвала и собираюсь в клетку посадить. Но хотя бы говорит при этом Свиридовой:

– Иди.

– Я подожду тебя.

– В столовке подожди.

Она с явным нежеланием уходит. Хотя, может, и под дверью торчит, подслушивает.

– Что вы хотели, Валерия Сергеевна? – спрашивает Шаламов вежливо и официально. Ну и таким тоном, будто у меня с ним соревнование, кто из нас равнодушнее.

Я молча достала из сумки коробочку с украшением и его телефон.

– Вот, ты забыл. Хотела вернуть тебе ещё на прошлой неделе, но не получилось, – протягиваю ему, но он не сдвигается с места. На миг глаза его вспыхивают, и я отчетливо вижу в них горечь и боль, как в тот вечер, когда он уходил от меня. Лицо его каменеет.

Всё же, видимо, он был тогда искренен, да и сообщения отца это подтверждают. Мне его даже немного жаль. Но что это меняет? Пусть он не подлец. Пусть он просто глупый, инфантильный, избалованный мальчишка. В любом случае связываться с ним изначально было моей большой ошибкой.

Устав держать его вещи в протянутых руках, кладу их со вздохом на стол и говорю уже мягче:

– Артем, возьми. Телефон. И вот подарок, он очень красивый. Я тебе благодарна, но не могу его принять, извини.

Шаламов берет себя в руки. Лицо его расслабляется, на губы наползает полуулыбка. И тон его опять становится безразличным:

– Спасибо, Валерия Сергеевна. А то я думал, где его потерял, – он берет со стола телефон, сует в карман и, развернувшись, идет к двери.

– Артем! – окликаю его.

Он оборачивается, смотрит вопросительно, мол, ну что еще?

– Подарок, – киваю я на коробочку, которую он попросту проигнорировал.

– Если вам не надо, можете выбросить, – пожимает он плечами равнодушно и выходит из аудитории.

34. Артем

Просыпаюсь, голова как чугунный колокол. Такая же тяжелая, гудит и раскалывается, стоит чуть пошевельнуться. Кряхтя, приподнимаюсь на локте. Оглядываюсь. И не сразу врубаюсь, где я. Вижу, что не дома. Ну, то есть вообще интерьер левый и абсолютно незнакомый. И явно женский. Всё такое белое, модное. В воздухе пахнем женским парфюмом.

Это в чью спальню меня занесло? И как?