Сломанные девочки

Кейти еще раз попробовала открыть запертую дверь. Ее потная ладонь соскальзывала с дверной ручки. Затем она бросилась к парте, схватила один из учебников и изо всех сил ударила по пауку на стене.

Она не могла заставить себя посмотреть на оставшееся на его месте пятно. Девочка бросила учебник на пол, взяла в руки еще один и, вцепившись в него, вернулась к двери – та почему-то казалась ей самым безопасным местом в комнате. Руки у Кейти тряслись. Она почти прижалась к двери спиной, когда поняла, что по ней могут сползти и другие пауки, и потому осталась стоять в нескольких дюймах от двери, зажав учебник под мышкой. Тишина казалась оглушительной. В комнате все застыло в неподвижности.

– Вот дерьмо, – сказала она в полной тишине.

Это было ужасное слово, худшее из известных ей ругательство. Если бы мать услышала ее сейчас, она бы дала ей пощечину. Кейти почувствовала себя лучше, как будто это слово имело какую-то силу.

– Дерьмо, – повторила она, на сей раз громче. – Дерьмо!

Ответа не последовало. Все еще дрожа всем телом, в сильном возбуждении, она повернулась и заметила краем глаза отвратительное пятно на стене. Было очень тихо. Движение в дальнем углу комнаты прекратилось.

Кейти выдохнула и почувствовала, что на ее щеках стынут слезы. Она не помнила, когда начала плакать. Она посмотрела на учебник, который до сих пор держала в руках, и открыла его. Перед ее глазами предстали написанные карандашом знакомые строки: «Мэри Хэнд давно умерла и из могилы к тебе пришла. Будет плакать она и просить – не вздумай ее впустить!»

Кейти смотрела на эти слова, и голова ее раскалывалась от боли, а глаза горели. Всего два слова: «Не шевелись». Ей снова захотелось разреветься.

Когда она познакомилась с Томасом, ей было 13 лет, а ему 16. У него были тяжелые широкие плечи и сонные глаза, и от него странно пахло нафталином. Он жил на другом конце их квартала. Томас любил с ней флиртовать, а ей нравилось внимание – все эти погони друг за другом, щекотка, шутливая борьба. Он называл ее глупыми прозвищами, поддразнивал, шутил, а Кейти подыгрывала ему, чувствуя себя особенной. Он выделял ее из других девочек, а ведь ему было 16!

А затем наступил тот июльский день. Воздух был горячим, небо – высоким и раскаленно-синим, и они с Томасом гонялись друг за другом по пустому школьному двору. Он поймал ее на игровой площадке рядом с горкой, до которой в тот день невозможно было дотронуться, такая она была горячая. Она очень хорошо знала эту горку и помнила глупую надпись на ее боку: «Вперед! Это здорово!»

Томас швырнул ее на землю и задрал на ней юбку.

– Не шевелись, – сказал он.

От удара о землю у нее перехватило дыхание, и несколько секунд она видела перед собой только яркие желтые буквы надписи, наползающие друг на друга. Затем она почувствовала пальцы Томаса на своем теле и начала бороться. Она кусалась, царапалась, пинала его ногами, но он ударил ее (ударил!), а когда она попыталась убежать, толкнул ее на колени. Его большие руки схватили ее, в нос бил запах нафталина. «Не шевелись». Это были единственные слова, которые он произнес, стаскивая с нее хлопковые трусики, и повторил снова в течение нескольких лихорадочных, горячих минут.

Ей удалось убежать. Ноги у него были большими и длинными, и он бегал быстрее, но скоро сдался, не желая, чтобы соседи видели, как он ее преследует. Кейти помнила, как вбежала в свой дом через парадную дверь и как с площадки второго этажа ее увидела мать – дрожащую, с порванными чулками, без белья, с грязными волосами и разбитыми коленями и с красным пятном на щеке. На секунду мать застыла, в ужасе глядя на Кейти, а затем, быстро спустившись по лестнице, оказалась рядом с ней и схватила ее за руку.

– Господи боже, немедленно приведи себя в порядок, если не хочешь, чтобы отец застал тебя в таком виде.

– Я не…

– Кейти. – Мать больно сжимала ее руку.

На ней была шелковая блузка в цветочек и темно-зеленая юбка, чулки и туфли на каблуках. Кейти чувствовала знакомый запах матери – мыла Calgon и помады для волос от Severens. Взгляд, которым мать смотрела на нее, тоже был ей знаком: в нем сочетались злость, страх и глубокое презрение. «Когда-нибудь ты попадешь в беду», – говорила Кейти мать бесчисленное количество раз. Она шипела эти слова ей в лицо, когда отца не было рядом, каждый раз, когда Кейти пыталась сбежать. – «Я не знаю, что с тобой не так, и никогда не знала. Но когда-нибудь ты попадешь в беду».

– Вперед, – сказала мать, подталкивая ее к лестнице.

Разумеется, они винили во всем Кейти. Они даже не спросили у нее, что это был за мальчик, а она сама не стала им говорить. Как она и ожидала, за этим событием последовали тихие разговоры родителей за закрытыми дверями. Кейти уже подумывала еще раз сбежать из дома, но вместо этого через три недели ее отвезли в Айдлуайлд. К этому моменту синяк у нее на щеке уже сошел, а колени зажили.

В комнате стояла тишина. Воздух был затхлым и прозрачным. Паук в углу перестал двигаться. Но Кейти это не обмануло.

Где-то слышалось дыхание. Тихий звук, который шел неизвестно откуда.