Сломанные вещи

– Люди меняются, – говорю я.

– А ты сама изменилась? – спрашивает она. – В солнечном свете ее глаза похожи на янтарь, кожа сияет, словно кто-то зажег фонарик внутри щек. Внезапно я чувствую острое желание поцеловать Эбби – может быть, просто для того, чтобы заставить ее заткнуться.

Я не могу выдавить из себя ни слова, и несколько секунд мы просто пристально смотрим друг на друга и молчим. Затем выражение на ее лице меняется – как будто ей вдруг стало страшно. Она садится на кровати и закрывает подушкой живот, словно опасается, что я сейчас наброшусь на нее, как зомби, и начну поедать плоть.

– Что с тобой? В чем дело? Почему ты так на меня смотришь?

– Ничего. – Я снова отворачиваюсь, покраснев так, что у меня начинают гореть щеки, и не понимая, откуда взялось это мое кратковременное помешательство, замолкаю.

К счастью, до того, как дело принимает еще более странный оборот, я слышу доносящиеся с лестницы шаги – это возвращаются Миа и Уэйд. Миа прижимает к груди наш ежегодник за шестой класс, и от его вида у меня екает сердце. Я не знаю, что сталось с моим экземпляром, тем, который был весь исписан посланиями Саммер и Миа, на одной из страниц которого была карикатура на мистера Спрингера, нашего учителя биологии, со стоящим членом (с легкой руки Саммер), а на другой совместная фотография нашей троицы – обведена каймой в виде сердечка (нарисованного рукой Миа).

– Это просто чудо, – говорит Миа. Лицо ее разрумянилось, и она улыбается. – Оказалось, что к книжным полкам можно пройти свободно. А я-то уже почти забыла, что у нас есть книжные полки.

– Ты делаешь успехи, Миа, – замечает Эбби.

Я намеренно избегаю смотреть на Эбби и сажусь рядом с Миа, когда она опускается на ковер. Уэйд садится здесь же по-турецки и кладет ежегодник себе на колени. Когда он начинает листать его страницы, мое сердце снова проделывает кульбиты. Я вижу, как мелькают знакомые лица, фотографии, сделанные в классе, – мое прошлое, утрамбованное на этих страницах, словно бабочка, распластанная под стеклом, то, что сохранилось от жизни, которая была прежде.

– Вот, смотрите. – Уэйд открывает страницу с фотографией, запечатлевшей нашу команду по американскому футболу, и зубами снимает с красной ручки колпачок. Потом обводит ею парня со злым взглядом и длинной челкой, стоящего на коленях в переднем ряду.

– Эй, что ты делаешь? – протестует Миа.

Уэйд едва удостаивает ее даже взглядом.

– Только не говори, что ты собиралась сохранить это для своих внуков. – Он передвигает ежегодник на колени ко мне. – Это Хит Мур, – говорит он.

Я наклоняюсь, щуря глаза. Разрешение на этом фото не самое лучшее, но я все-таки узнаю это лицо.

– Погодите-ка, он ездил в школу в том же автобусе, что и мы.

– Дай посмотреть. – Миа выхватывает ежегодник у меня из рук и, сдвинув брови, смотрит на фотографию Хита. Вертлявый парень, он всегда сидел где-то в передних рядах, сгорбившись и засовывая наушники глубоко в уши всякий раз, когда водитель нашего автобуса мистер Хэггард начинал распевать свою всегдашнюю подборку арий из классических киномюзиклов: «Отверженных», «Чем дальше в лес…», «Встреть меня в Сент-Луисе» и одной песни из бродвейского мюзикла «Кошки». Я запомнила его только по одной причине – по тому, как он пялился на Саммер. «Ты что, извращенец?» – спросила я как-то раз. На что он улыбнулся, обнажив шишковидные зубы, и сказал: «Тебе ли не знать ответ».

– Понятно, – медленно произносит Миа. – Если он ездил в том же автобусе, то вполне мог догадаться, что мы проводили время в лесу.

– Да, но откуда ему было знать о Лавлорне? – говорит Уэйд.

– Должно быть, ему рассказала Саммер. – Эбби передвигается на край кровати, случайно задевая голенью мою спину.

Я отодвигаюсь подальше от нее.

– Она бы не стала этого делать, – по привычке защищаю ее я.

Но правда состоит в том, что в тот последний год Саммер проделала множество вещей, которых я от нее никогда не ожидала. Она начала встречаться с Джейком Гински, учеником девятого класса, вечно стрелявшим деньги то у одного, то у другого, принялась прогуливать школу и курить по утрам травку. Она обнималась и целовалась с Оуэном Уолдмэном прямо на танцполе во время весеннего бала, хотя ей было отлично известно, что Миа влюблена в него уже много лет. Она даже несколько раз наклюкалась допьяна, хотя то и дело оскорбляла свою биологическую мать за то, что та была никчемной пьянчужкой, которая не оставила ей ничего, кроме дурацкого имени[17] и одной-единственной книги, которую она читала Саммер, когда та была маленькой – «Пути в Лавлорн».

Впечатление было такое, будто существуют две Саммер. Или что Саммер – это монета, у которой две стороны. И ты никогда не знала, какая сторона окажется сверху, когда она упадет: орел или решка.

Уэйд забирает ежегодник у Миа, пролистывает еще несколько страниц вперед и рисует большой круг вокруг фотографии Джейка Гински.

– Это был не Джейк, – быстро говорю я.