Сломленный рыцарь

– Все, что угодно, – снова сказал он, хотя знаю, что в этом нет необходимости.

– Позволишь мне умереть в твоих руках, только я и ты?

Он лег ко мне в кровать и устроился рядом со мной, прижимая и обнимая меня. Мы смотрели на дверь. Дышали. Ждали. Размышляли.

Он поцеловал меня в ухо, проводя нить из поцелуев вниз к шее.

– Или вместе, или никак, – прошептал он.

– Вместе. – Я закрыла глаза с улыбкой. – Всегда вместе.

Глава 25

Дин

– Поговорим о неловкости. – Я расстегнул свой пиджак от Армани и откинул его назад, чтобы занять место на скамье с видом на открытый гроб моей жены.

Сперва я все ждал, когда она отругает меня за то, что я ругаюсь, а потом реальность обрушилась на меня.

Найт отодвинулся от Льва, освобождая для меня место между ними. Он смотрел в одну точку, не клюнув на приманку.

– Мы одинаково одеты, – объяснил я, сопротивляясь желанию вбить последний гвоздь в мой гроб равнодушия, и сжал его плечо.

А одеты мы были в черные прямые брюки, черные лоферы и черную рубашку, дополненную пиджаком, который так нравился Розе. Обычный наряд для похорон, особенно собственной жены, но мне надо разбить лед в отношениях с сыном.

Я отбрасываю негативные мысли о том, как он все это перенес. Я был слишком поглощен комой Розы, пытаясь выкарабкаться по остаткам здравомыслия. И, когда я, наконец, поговорил с ним, это заставило его пойти к психологу по поводу его зависимости. Ему нужен кто-то больший, чем начальник. Ему нужен отец.

Найт смотрел вперед на тщательно продуманный гроб из нержавеющей стали, выражение его лица такое же плоское и мертвое, как и у Вона. Это не мой сын. Мой сын выразительный, живой ублюдок с чувством юмора и шармом. Он был совсем не похож на своего угрюмого лучшего друга.

– Опустошен, – наконец, сказал он, когда понял, что я не собираюсь сводить с него взгляд, пока он не ответит.

– Как и должно быть, – пробурчал я.

– Да, черт побери.

– За языком следи, – ответил я.

– Пожалуйста, Дин. Ты бранишься чаще всех остальных.

Дин.

Он назвал меня Дином.

– Не могу поверить, что вы сейчас разговариваете о костюмах, – выпалил Лев, сжимая руки, словно пытаясь избавиться от собственной плоти.

Он не смотрел на гроб. Только на руки. Я не могу винить его в этом.

– Мы не говорим о костюмах, – сказали мы с Найтом вместе, что заставило нас посмотреть друг на друга.

Мы смотрели друг на друга в последний раз, только когда я лежал на Розе несколько недель назад.

Осознание пробралось мне под кожу.

Я не разговаривал со своим старшим сыном несколько месяцев.

Я был слишком занят скорбью по своей жене, которая тогда еще даже не умерла, оплакивая ее потерю вместо того, чтобы наслаждаться ее присутствием, наслаждаться полной семьей, пока была возможность.

Роза. Роза. Роза.

Я осмотрел две скамьи, на которых сидели наши друзья. Моя супруга сделала последний вдох в моих руках спустя три дня после того, как ее вывели из искусственной комы. Моя смелая Роза держалась за жизнь дольше, чем предсказывали врачи, потому что она хотела лично попрощаться с каждым из нас. Я эгоистично надеялся, что она заснет, что ее тяжелое дыхание станет неглубоким, а потом вовсе исчезнет. Но она не спала, все еще сжимая мою руку со всей силой, которая у нее была. Ее последние слова навсегда останутся вырезанными на моем сердце.

– Солнце снова взойдет завтра, любовь моя. Я знаю.

– Потому что оно должно? – спросил я ее.

– Потому что это было первым, что показала мне Луна. Когда я заплетала ей косички шестнадцать лет назад и спросила, грустит ли она по своей маме. Она показала мне, что это не важно. Солнце всегда увидит ее на следующий день. И знаешь что? Так и есть. Она умная девочка.

– Это точно, – сказал я.

– Спасибо. – Моя жена улыбнулась мне. – За жизнь.

– Спасибо тебе, – ответил я. – За то, что сделала меня достойным ее.

Я пообещал ей быть сильным, и я собираюсь им быть.

Ради нее.

Ради меня.

Ради них.

Больше никакого дерьмового папы. Я слишком долго вращался в своей маленькой вселенной имени Розы.

– Дыхни на меня. – Я сжал руку на плече Найта.

Он повернулся и одарил меня убийственным взглядом, из которого буквально летели капли мышьяка.

– Играешь папочку года на похоронах? – Он жестоко улыбнулся.

– Я и есть твой папа.

– Как скажешь, большой парень.

Он больше, чем я, и я это прекрасно знаю. Маленький засранец.

– Открой рот.

– Заставь меня, Дин.

– Ты серьезно? – У меня начали подергиваться веки. – Сделай это. Сейчас же.

– Или что? – продолжил он.

– Или я открою твой рот сам, и это будет единственной вещью, которую запомнят люди с похорон твоей матери.

Он продолжил сидеть, и я встал. Я на самом деле не хотел устраивать спектакль, думаю, что он понимает это, потому что мы абсолютно похожи с ним в этом. Он мини-версия меня, только чуть более чувствительная, добросердечная.

Найт заставил меня сесть, притягивая за низ пиджака.

– Господи, – пробурчал он и открыл рот, дерзко глядя на меня, и дыхнул.

Я принюхался. Трезвый как монахиня. Я сел назад, все еще угрюмый и мрачный.

– Ты ел тунец?