– Я обещаю, что буду держать тебя в курсе. Я сделала куриную лапшу для тебя. Контейнер стоит рядом с другими продуктами. Я попрошу твоего дядю доложить мне, если ты не притронешься к супу, это не шутки. Не волнуйся, милый. Она поправится.
– Она не может поправиться, – грустно улыбнулся я, в глазах потемнело. – И вы и я знаем это, тетя Эм.
Эмилия сглотнула и посмотрела вниз. Почему люди всегда это делают? Смотрят вниз, когда все становится слишком реальным? Что такого в земле, кроме скорой могилы моей матери?
– Но ей может стать хуже, – прошептала тетя Эм.
Затем она вошла в дом, но, прежде чем закрыть дверь прямо у меня перед носом, она прошептала:
– О, и я не уверена, каково текущее положение дел, но если ты решишь вытащить голову из задницы и навестить Луну, то, пожалуйста, передай ей мои соболезнования и дай ей знать, что я здесь, если она нуждается во мне.
Я уже уходил, когда резко обернулся и толкнул дверь назад.
– Соболезнования? – Я почувствовал, как глаза вылезают из орбит.
Эмилия уронила бумажный пакет, персики и чеснок покатились по полу.
Наши родители отказывались понимать, что мы с Луной больше не были лучшими друзьям или кем они нас там еще считали. Но это не волнует меня настолько сильно, как упоминание того, что что-то случилось. Соболезнования могут означать только одно.
– Что произошло? – Я схватился руками за дверь, намекая на то, что она не избавится от меня, пока не объяснит.
Я пылал от злости, словно тысяча солнц во всей галактике. Температура появилась из ниоткуда. Вон говорит, что это из-за то, что я почти взорвался, наблюдая за поцелуем Дарьи и Луны той ночью.
Когда тетя Эмилия не ответила, я прошел в дом, игнорируя головокружение. Посмотрел ей в лицо и прошипел сквозь зубы.
– Говорите.
Я знаю, что если бы дядя Вишес узнал о том, как агрессивно я веду себя с ней, то кастрировал бы меня и сделал сережки из моих яиц.
Челюсть Эмилии сжалась, и она прорычала:
– Отошел,
А может, ей и не нужен дядя Вишес, чтобы сделать сережки.
Я решил сделать шаг назад, так как это самый быстрый способ добиться хоть чего-то.
– Ее биологическая мать, Вал, умерла.
– Господи. – Я закрыл рот, проведя ладонью по лицу. – Как она справляется?
Лунный свет абсолютно непредсказуема, когда дело доходит до Вал, так что я не представляю себе уровень ущерба, с которым она справляется. Я просто знаю, что она искала Вал и нашла – вероятно, не в том состоянии, которого ждала.
– Я думала, что это ты меня просветишь. Эди наняла частного детектива. И вот, с чем он вернулся, – вздохнула Эмилия. – И как ты не в курсе этого, Найт? Вы же всегда были словно близнецы.
Близнецы, ага. Надо увидеться с Луной. Сейчас же.
Хотя подождите – надо ли? Потому что последний раз, когда мы виделись, она наорала на меня.
Да.
Нет.
Мне надо.
Кризис превосходит все. Даже мое раздутое эго.
Она быстро исправилась:
– Родственными душами.
– Спасибо за то, что сделали все страшнее.
– Она нуждается в тебе.
– Не повезло.
Я могу быть упрямым ублюдком. Или нет? Не с Луной?
Дерьмо. Мне нужно печенье с предсказанием, чтобы принять решение за себя самого. Ну или что-то подобное.
– Это могла быть обычная интрижка в колледже. Что случилось на самом деле, Найт?
Луна сделала шаг вперед. А я остался позади. Маме стало хуже. Дикси здорова, настойчива и ужасающе жива. По-видимому, у Бога извращенное чувство юмора и все шутки достались мне.
Эмилия взяла мое лицо в свои ладони и приблизилась. Я на целых полторы головы выше, но она компенсирует каждый сантиметр своим выражением лица. Глазами. Они как океан в идеальный летний день. Ровные, голубые и спокойные, несмотря на все, что подбрасывает жизнь.
– Ты такой упрямый. Такой… ограниченный во взглядах. Такой…
– Мудак? – безразлично подсказал я.
–
Я ничего не мог с собой поделать и усмехнулся, в основном потому, что у них были только мальчики. И мы самые гормонально нестабильные существа на свете. Иногда я интересуюсь, в моих венах кровь или сперма.
– Простите, что разочаровали. И, кстати, я усыновлен. У мамы, по крайней мере, был выбор.
– Ты несомненно рожден Коулом, Найт. Ты не был выбором – ты судьба.
Я отмахнулся от нее. Мама и Эмилия всегда имели тенденцию раздувать это
– Кстати, об усыновлении, вы уверены, что ваш сын на самом деле ваш? Потому что вы разные, как масло с водой. – Я попытался вырваться из ее объятий, но сестры Леблан, несмотря на свою крошечность, обнимали как борцы на Олимпийских играх.
– Да. У меня есть четыре шрама, доказывающее это.
– Держу пари, что он вырезал свое имя и на стенках вашей матки, предупреждая потенциальных братьев и сестер. Ублюдок.