Слон меча и магии

Белый клан гнездился на дальнем севере, там, где снег лежал даже летом, а в тёмной воде обитали огромные зубастые рыбины. Поговаривали, туны Белого клана пили кровь сородичей. Сложно было представить кого-то кровожаднее Гинора, но кто там разберёт этих тунов.

– Чем я могу быть полезен?

– Отправишься на полдень, за хребет.

Вот и перешли к делу.

– По зиме?

– Ждать я не могу. Столица Полуденного царства разрушена. Они там снова что-то не поделили с имперцами. В развалинах Рахе найдёшь одну… – он помолчал, подбирая слово, – словом, вещь. На юге её называют Искрой. Она нужна мне, воронёнок.

– А если её забрали южане?

– Отец говорил с Калмой. – Гинор остановился и глянул в упор. – Искра в Рахе.

По спине невольно пробежал холодок. Сколько же крови ушло на то, чтобы богиня смерти заговорила?

– Как она выглядит, эта Искра?

– Понятия не имею. Должно быть, это что-то яркое и горячее. – Он снова осклабился. – Сказать откровенно, я очень устал. Распорядись о ночлеге и еде. – Они как раз подошли к столу с угощениями. Гинор подцепил пальцами фазанью ногу, оглядел и скривился. – Надеюсь, ты не забыл мои предпочтения?

Рут окликнул старосту, приказал растопить баню и принести крови.

– Только смотри, чтобы не свернулась, – кинул на прощание учитель и устало зевнул. – Ну да ты знаешь.

* * *

На рассвете Гинор выглядел бодрым. Рут хорошо знал этот румянец на костистых скулах и багряный отблеск в глазах. Свежая кровь напитала тело, как вода засохшие корни. Рут всю ночь не мог уснуть, всё думал о том бедняге, у которого эту кровь выпустили. На поясе учителя висела только фляга. Оружия туны не носят. К чему оно им? Любой колдун, даже самый немощный, стократ опаснее закованного в латы реннера. Изо рта вырывался пар. Мороз к утру окреп, поскрипывал под сапогами снег.

Пара охотничьих ножей, лук и тул со стрелами, сушёные травы, завёрнутые в тряпицу полоски оленины – вот и весь нехитрый скарб. Да ещё лыжи. Раз учителю угодно, чтобы он шёл зиме вослед, без лыж не обойтись. При каждом шаге в спину врезался острый край шкатулки. Перед выходом её всучил Лахти. Сделанная из неизвестного зеленоватого камня, небольшая, с изящной резьбой, она притягивала взгляд. Но Рут сомневался, что она может пригодиться в путешествии.

– Для чего она?

Лахти вытащил из кармана ветхого плаща кроличью лапку, положил в шкатулку и прикрыл крышку.

– Для подношений богам. – Старик был очень доволен, лыбился беззубым ртом. Когда он снова открыл крышку, лапки внутри уже не было.

– Если будешь щедр, они вознаградят тебя удачей.

– Ты только что одарил богов сушёной кроличьей лапкой?

Лахти воодушевлённо закивал.

– Прямиком в Голубые поля. Бери давай. И тра́вы, тра́вы не забудь.

Скрюченные пучки и шкатулка оказались в заплечной сумке раньше, чем Рут успел качнуть головой.

У крайней избы толпился люд. Был там и отец. Смотрел он отстранённо, как на чужого. За широкой спиной маячила макушка новой жены, а по обе стороны стояли две девочки-погодки. Стало быть, сёстры. Но ни разу никто из них с Рутом не заговорил после его возвращения.

Завидев ученика, Гинор разулыбался, и Рут невольно сбился с шага.

– Я перенесу тебя через болота, – как ни в чём не бывало сказал учитель.

– В этом нет необходимости. – Лететь в лапах туна, словно мышь в совиных когтях, что за радость.

– Есть.

Их учили повиноваться, не спорить. Рут кивнул.

Плащ за спиной туна заколыхался, затрепетал, распался надвое. Ещё удар сердца – и позади Гинора распахнулись два огромных иссиня-чёрных крыла. Любой тун может обратиться за мгновение, но принц, как это часто бывало, решил потешить самолюбие. Его лицо взбугрилось и через миг стало плоским, как у филина. Зрачки разлились на всю поверхность глаз и стали походить на два клубящихся мглой омута. Длинные волосы растрепались по костистым плечам. Руки срослись с крыльями, и теперь тун стоял, завернувшись в мантию из чёрных перьев. Рут знал, что внутри скрывается искорёженное тело с тонкими птичьими костями. Куда девается одежда тунов – вот чего он не понимал до сих пор, но объяснял это врождённым колдовством.

Гинор широко раскинул руки-крылья, сгорбился и взлетел, заставляя отступить под ледяным ветром. Тут же обрушился сверху, схватился когтями за плечи парки и резко дёрнул вверх.

* * *

Под ними стелилось белое полотно, из которого местами торчали остовы берёз. Больше всего они походили на изглоданные морозом кости.

Обычный странник-мирк на то, чтобы преодолеть болота зимой, тратит четыре дня. Зимой-то не летом. Болото дремлет, укрытое снежным одеялом. Беда настаёт, когда оно просыпается, голодное, злое.

Тун управился до заката.

Когда на горизонте показалась тёмная полоса Данхаргского леса и за ней выбеленные пики Полуденных гор, Рут выдохнул с облегчением. Тело занемело, острые когти вспороли оленью парку, и каждый взмах крыльев отдавался в плечах резкой болью. Рут терпел. Истязать своего ученика Гинору за радость. Он не уставал повторять, что сила приходит через боль. Крайне сомнительно, чтобы учитель отведал эту мудрость на собственной шкуре. Быть может, тогда был бы милосерднее.