Слониха-пациентка

К концу недели из лаборатории пришел ответ, что ботулизм обнаружен в пробах ветчины, присланных нами на анализ. Мы удивились: как же так, ведь ветчина в этом кафе всегда была высочайшего качества! Проверка подтвердила, что заведение и впрямь отвечает всем требованиям гигиены, а подаваемая в нем ветчина не содержала какого-либо бактериального заражения. Но я стал допытываться, что же происходит с избыточным мясом, когда его возвращают на кухню для отсылки павианам. Последний камешек головоломки встал на место, когда выяснилось, что за день до того, как началась трагедия, кто-то совершил чудовищную ошибку: павианам дали ветчину, которая пролежала, в противоположность нормальным строгим процедурам, три-четыре дня на жаре в запечатанных черных пластиковых мешках. Бактерии ботулизма, содержащиеся в частичках земли, которые еще оставались в мешках, моментально размножились в теплых влажных условиях, питаясь ветчиной. За ошибку человека — сколь ни редки подобные случаи — пришлось заплатить страшную цену его не столь уж дальним родичам…

А вот за двадцать пять лет до этого, в зоопарке Белль-Вю, павианы оказались в центре события совершенно другого свойства. Это случилось, когда Мэтт Келли служил у нас управляющим. Однажды утром, когда я сидел за завтраком, он позвонил мне — по голосу я понял, что он в состоянии крайнего раздражения.

— Представляешь, мой офис оккупирован… Оккупирован целой стаей… Стаей женщин! — прохрипел он. — Они… сидят в моей комнате… Как приклеенные… Заговорили меня… совсем! Крыть нечем!

М-да, видать, дело и впрямь приняло серьезный оборот, раз такой красноречивый ирландец, чей слог очарует кого угодно, хоть двуногого, хоть четвероногого, остался без слов! Пока я ждал, когда он прокашляется и сможет продолжить, мое любопытство разгоралось с новой силой.

— Эти… как их… леди… пришли с жалобой! — По голосу Мэтта я понял, что он чуть не плюется в телефонную трубку. — Да что там, с целым вагоном жалоб!

— Насчет чего, Мэтт? — спросил я.

— И не говори! Насчет павианов. И черной обезьяны, и в особенности мандрилов… и… В общем, приезжай поскорее!

— Ну а на что они жалуются-то? Ей-богу, коллекция обезьян и колония павианов в зоопарке Белль-Вю принадлежит к числу самых здоровых и самая плодовитая по всей Британии! И обезьянник у нас самый лучший. Не понимаю, на что бы…

— Это нетелефонный разговор. Это… это…

Становилось все интереснее и интереснее. Мэтт не из тех, кто говорит уклончиво.

— Так что случилось, в конце концов? Что они, заметили просчеты в управлении, или болезнь животных, или обезьяны покусали их, наконец?

— Нет, нет. Пожалуйста, Дэвид, подъезжай!

— Ну хоть введи меня в курс.

— Не могу… Эти леди… сидят тут, у самого телефона. Больше… ничего сказать не могу.

— Только скажи прямо — может, беда с каким животным? Мне нужно брать с собой лекарства, инструменты?

— Нет. Это вопрос… моральный…

— Дилеммы?

— Да, да, дилеммы. Эти милые, милые леди просто помешаны на дилемме.

Заинтригованный в высшей степени, я взял свой «Вудхаус» — мой любимый поджаренный сандвич с беконом, томатом, горчицей и вустерской колбасой, — мы с Шелой назвали это блюдо по фермерскому дому времен Якова I, в котором жили, — и спустился к машине. Что же это за моральная дилемма такая, что поставила в тупик нашего такого опытного старшего смотрителя и управляющего? Доедая за рулем свой завтрак, я ехал по знакомой дороге — почти той самой, по которой ездил в школу в Манчестер начиная с десятилетнего возраста. Миновал Хейвуд — местечко, которое мы называли «обезьяний город», потому что, по слухам, здесь во всех стульях в кабачках прорезаны в середке дыры, чтобы посетителям было куда опускать хвосты; затем Миддлтон — вот зоомагазин, где моя любимая дочурка Стефания по отеческому недосмотру оказалась с глазу на глаз с плюющей коброй; потом Богарт Холл-Клоу, после — Блэкли, и вот, проехав между рядами почерневших домов, подкатил наконец к воротам огромного парка со своим спидвеем, бальными и выставочными залами, пабами, комнатами смеха, старинным пивоваренным заводом, подъездными железнодорожными путями, островом для фейерверков и — самым магическим местом для всех поколений, рожденных и воспитанных в Большом Манчестере, — зоопарком с викторианским слоновником и бассейном для морских львов.

Через сорок минут после телефонного разговора со мною Мэтт открыл дверь своего кабинета по первому моему стуку.