Слоны могут играть в футбол

— Здра-а-сьте… Я хотел снимки забрать. Утром фотографировался.

Заплатил, забрал снимки, ушел.

Нет, обернулся. Сделал шаг к витрине, и, видимо, простоял какое-то время, потому что наткнулся на взгляд мужчины.

— Вам подсказать что-нибудь?

Повод для того, чтобы увидеть Свету, похоже, был найден.

— Нет, спасибо, я сам посмотрю.

Он не любил, когда ему мешали мыслить самостоятельно. Слева у окна стояли древние ФЭДы, «Смены», «Зоркие», а правее — уже современная техника. Может быть, не самая современная… Ну и не страшно! Раньше вообще, говорят, оптику лучше делали…

— Скажите, а этот объектив сколько стоит?

— Десять.

— Десять, да? Понятно…

Дороговато. С другой стороны… Подожди, ты это серьезно? Ты хочешь это сделать?.. Ну, я еще ничего не решил, я просто зашел взять фото…

— А недорогие у вас есть?

Он сам понимал, что это идиотский вопрос для человека, который пришел в магазин профессиональной техники. Еще бы на вес спросил.

— Вы к чему подбираете? Какой у вас аппарат?

— Нет, мне просто нужен самый недорогой.

Мужчина пожал плечами, мол, странно все это, но достал с полки достаточно крупный и достаточно красивый объектив.

— Вам для дизайна, что ли?

— Да… Для дизайна.

— Ясно. Сейчас многие так берут. Вот этот три стоит. Но он раздолбанный совсем.

Три — это приемлемо.

— Отлично. Возьму.

Полез в карман.

— Только если что — назад не принимаем. Вы точно решили?

— Вроде, точно, — улыбнулся и положил на витрину деньги, — назад пути нет!

Глава одиннадцатая, в которой Света получает подарок

Много лет назад, еще молодым человеком, он попал на войну. Война была не та, в которой враг на танках и без лица наступает из-за горизонта, а наша, внутренняя. И больше, чем крови и смерти, он удивился одной вещи. Вот ехали долго на автобусах по мирным дорогам, мимо магазинов и детских садиков. Деревья становились ниже, степи шире. Потом к автобусам присоединились военные грузовики, но проезжали все то же: магазины, школы, огороды. Стройки. А потом автобусы отправили обратно, всех пересадили в военные машины. Горный воздух становился свежее, и сказали, что здесь уже война. Стало страшно, но не потому, что в любую секунду теперь могут убить, а потому что вокруг ничего не изменилось: те же огороды, магазины, сберкассы, школы, дискотеки. Если бы это был «военный пейзаж», как говорил его друг художник, — окопы, подбитые танки, огни пожарищ — все было бы понятно. А тут — не поменялось ничего, даже буквы на зданиях были на русском, стройки такие же, и какое-то СМУ обещало сдать объект в текущем квартале. Война была просто словом, которое люди произнесли и разрешили себе. Он не понимал, например, почему в двадцати километрах севернее, если кто-то совершит преступление или нахулиганит, то сразу приедет милиция и «заберет» — да, так должно быть. А потом где-то в воздухе что-то меняется, меняется произнесенное слово, и законы перестают действовать, оказывается, что можно убивать людей, и никому ничего за это не будет. Казалось, если сейчас начнется бой и придет участковый, то все должны остановиться — потому что есть мир, как мы его знаем, где милиция главнее всех, нельзя не слушаться участкового! Он даже думал так и поступить в следующую ночь, когда начали стрелять: добежать до почему-то работающей будки и позвонить 02.

И вот теперь он стоял у двери Юриной квартиры, сжимал в руках объектив за три тысячи и думал о себе, как о той дороге, по которой ехал двадцать лет назад: внешне ничего не поменялось, но опустился какой-то туман, прозвучало какое-то слово, и теперь можно было то, чего раньше было нельзя.

Начать стоило с того, что он выспался. Приснилось черное море. Не Черное море, а черное море — где-то в соленой глубине и тишине последний раз мелькнуло Машино лицо, а вместо него выплыло Светино. Точно так же, как оно выплыло несколько дней назад из комнаты: забелели ладони, раздвигавшие темноту, потом показались шея и лицо. Замерли в дверном проеме, как в окладе.

Утром он долго крутил в руках объектив, придумывал правильную фразу, а потом — варианты продолжения, как будто играл в шахматы и просчитывал ходы противника: «Если я так — он так… Я так — он так…».

Решился. Поднес руку к звонку, но вдруг дверь открылась сама.

— Привет, — сказал автоматически, и все его подготовленные супер-ходы забылись.

— Здра-а-а-сьте, — протянула Света. Она была одета в спортивный костюм, шапку, старенькие кроссовки.

— А я… — первый-то ход он помнил, — я, помнишь, заходил папе фотоаппарат отдать?

— Да.

— Вот… Я от него объектив забыл… Очень дорогой. Пришел вернуть.

— А-а… Спасибо, — забрала объектив, поставила на тумбочку и вышла наружу.

Как? Столько стараний, столько риска, и всего несколько секунд? Он думал, что удастся минуту поговорить в прихожей.

— Ты куда собралась?

— Бегать.

— А-а. Ну и я побегу!