Читаем Слоу-моб полностью

Слоу-моб

Так пусть же промчится над этой водной гладью событие, способное пронять нас до самого дна зрачков, чтобы раззуделись плечи, руки размахнулись, вобрались губы и задышал мозг, а мы, метнувшись к зеркалам, себя там не застали.

И пошло-поехало, да так, что ты уже и не помнишь себя. И полуживые беженцы-мысли больной кровохаркающей толпой вваливаются в прихожую твоего разума, фамильярно целуя и обнимая тебя все и сразу. Измазав стены промасленными телогрейками, они войдут и в гостиную. Весь вечер они будут удивлять тебя своими речами и когда они станут прощаться, тыкая, шмыгая носом и сморкаясь в одежду, висящую в прихожей, ты растрогаешься и скажешь:

– Чёрт побери, а почему бы и нет?

А они как-то сразу пропадут, будто и не было. И ты подумаешь, что Кто-то-Хитрый, видимо, снова посмеялся над тобой. Ты вернёшься в гостиную и будешь трогать чашки, из которых они пили, ощупывать стулья, на которых они сидели и говорить себе:

– Нет, они же были! Настоящие, честные, сами!

И Кто-то-Хитрый скажет:

– Оно, может и так, но ты-то…

И ты поймешь, что это ни что иное, как ещё одно испытание.

Того же

таким же

как и я

производителям ничего

печальным,

никчёмным

слепоглухонемым -

почемучкам

таким же

как и я

которым узоры –

оргазмами

которым

утра

колом,

которым утраты

кубарем –

некоторым

таким же

как и я

проснувшимся

в левом ботинке

на правую ногу

(как жмет-как жмет – как! -

пока прыгаем на одной ножке в свои

запроклятые булочные

за хлебушком) -

вертопрахам

таким же

как и я

изрядно уже

не пожившим,

но так неизгладимо вжившимся -

изможденцам

таким же

как и я -

без страха смотреть в глаза –

те же

и продолжать ждать -

того же

Noel

и лодки

доплывают

и цветам

не больно

и могилам одиноко

и д'ома пылесосят смерчем

и любовью любят

и саблей жнут

колосья

и здесь пока

не знают цвета крови

и эхо

Слова

ещё слышно

титаник и аврора

только-только

поженились

и нет ещё

моментов

и килоджоулей

и лошадиных сил

и мир

малюсенький -

ему всего неделя

без пуповины

без закона

без башни

вавилонской

уже с судьбой

уже

с огромной сиськой

сосёт свой космос

и спит

и видит

что день восьмой

как-будто

не настал

В океанариуме

и щупальцем молитвы

упираться в небо

нелепый

осьминожек человека

не устанет

обсасывать присосками

сознания

предел

не надоест

и мальчик по стеклу

с той стороны стучит –

смотри, смотри,

какой смешной

ведь правда, папа?

да, отвечает папа,

действительно

смешной

Человеки

я помню, когда мы ещё были рыбами и

над океаном высились шестисот цветные радуги

мы всегда плавали вместе

я помню, когда мы ещё были ондатрами

под болотами города процветали фосфорные

мы всегда заселялись вместе

я помню, облезлые археоптериксы

дрожали на новогодней ёлке

мы всегда росли вместе

я знаю, завтра мы станем человеками

только вот же досада какая

мы давно уже вы

мы уже давно человеки

I remember when we were still fish and

six hundred-coloured rainbows towered over the ocean

we always swam together

I remember when we were still muskrats

phosphorus flourished under the swamps of the city

we always checked in together

I remember shabby archeopteryx

trembled on the new year tree

we always grew up together

I know tomorrow we will be human

only what a shame

we have long been you

we have been humans for a long time

Tôi nhớ khi ta còn là cá và

khi cầu vồng sáu trăm sắc sừng sững trên đại dương

Ta luôn bơi cùng nhau

Tôi nhớ khi ta vẫn còn là chuột xạ

khi phốt pho bập bùng dưới đầm lầy thành phố

Ta luôn sống cùng nhau

Tôi nhớ những mảnh ghép cổ tồi tàn

run rẩy trên cây năm mới

Ta luôn lớn lên cùng nhau

Tôi biết ngày mai ta sẽ là con người

chỉ có một vấn đề thôi

chúng tôi từ lâu đã là bạn

Ta đã là người từ lâu rồi

Про сыр и Луну

Человек портится как сыр. Сначала плесень ещё привлекательна, но потом она уже просто орудие разложения. И вот-раз! И сыр пересёк ту почти незримую границу между съедобным и несъедобным. Раз! И человек пресекает какую-то незримую границу и становится подонком. Кто-то вдруг понял, что окончательно спился, чья-то милая чудная привычка переросла в чудовищный безумный ритуал, чьи-то глаза впервые и в последний раз посмотрели в дуло пистолета. А кто-то нажал на курок этого пистолета – впервые. Рубцы на личности уже не затягиваются. Человек со шрамом ещё может быть привлекательным, но вот человек-шрам – уже нет. Вот ты говоришь – человек не может раскаяться, потому же, почему подгнивающий сыр не может стать свежим. Но очевидным опровержением твоим словам восходит в небе круглая сырная старая Луна. Сыр может только стареть. А Луна умеет ещё и рождаться.

В Омпетиании принято говорить о чём-то неминуемом : «Недостойный человек живёт как сыр и умирает как сыр, а достойный живёт как Луна и умирает как Луна».

Дым

несу

поникших дней

и спящих

вечеров

букет

не радо зеркало

и окна

мне не рады

иду по улицам

чужим

иду устало