Слова подвижнические (Репринт изд. 1911 г.)

Пребывающіе въ дѣлахъ тѣлесныхъ совершенно свободны отъ сихъ искушеній. На нихъ приходитъ иное уныніе, извѣстное всякому, и оно по своему дѣйствію отлично отъ сихъ и подобныхъ симъ искушеній. Здравіе и уврачеваніе (страждущаго имъ) источается безмолвіемъ. Вотъ утѣшеніе для него! Въ общеніи же съ другими никогда не пріемлетъ онъ свѣта утѣшенія, и уныніе сіе бесѣдами человѣческими не врачуется, но усыпляется на время, а послѣ сего возстаетъ на человѣка съ большею силою. И ему необходимо нуженъ человѣкъ просвѣщенный, имѣющій опытность въ этомъ, который бы просвѣщалъ его и укрѣплялъ при всякомъ случаѣ во время нужды, но не всегда. Блаженъ, кто претерпитъ это, не выходя за дверь[693]. Ибо послѣ этого, какъ говорятъ Отцы, достигнетъ онъ великаго покоя и силы. Впрочемъ, не въ одинъ часъ и не скоро оканчивается {418} борьба сія, и благодать не вдругъ приходитъ въ полнотѣ и вселяется въ душѣ, но постепенно, и отъ нея рождаетсъ первое[694]: временемъ искушеніе и временемъ утѣшеніе; и въ такомъ состояніи человѣкъ пребываетъ до исхода своего. А чтобы совершенно стать чуждымъ сего и совершенно утѣшиться, не будемъ на это и надѣяться здѣсь. Ибо Богъ благоизволилъ, чтобы такъ устроялась жизнь наша здѣсь, и чтобы шествующіе путемъ симъ пребывали въ этомъ[695]. Тому слава во вѣки вѣковъ! Аминь.

СЛОВО 89.

О вредѣ безразсудной ревности, прикрывающейся личиною ревности Божественной, и о помощи, какая бываетъ отъ кротости и другихъ нравственныхъ качествъ.

Человѣкъ ревнивый никогда не достигаетъ мира ума, а чуждый мира — чуждъ и радости. Ибо если миръ ума называется совершеннымъ здравіемъ, а ревность противна миру, то, слѣдовательно, тяжкою болѣзнію страждетъ тотъ, въ комъ есть лукавая ревность. По-видимому ты, человѣкъ, обнаруживаешь ревность свою противъ чужихъ недуговъ, а въ дѣйствительности свою душу лишилъ здравія. Поэтому потрудись лучше надъ оздоровленіемъ своей души. Если же желаешь врачевать немощныхъ, то знай, что больные болѣе нужды имѣютъ въ попеченіи о нихъ, нежели въ порицаніи. А ты и другимъ не помогаешь, и самого себя ввергаешь въ тяжкую, мучительную болѣзнь. Ревность въ людяхъ признается не однимъ изъ видовъ мудрости, но однимъ изъ душевныхъ недуговъ, и именно, она есть ограниченность въ образѣ мыслей и великое невѣдѣніе. Начало Божественной {419} премудрости — скромность и кротость, которая свойственна великой[696] душѣ и носитъ на себѣ немощи людей. Ибо сказано: вы сильніи немощи немощныхъ носи́те (Рим. 15, 1), и согрѣшающаго исправляйте духомъ кротости (Гал. 6, 1). Къ плодамъ Духа Святаго Апостолъ причисляетъ терпѣніе и миръ (Гал. 5, 22). Сердце, исполненное печали о немощи и безсиліи въ дѣлахъ тѣлесныхъ, явныхъ, замѣняетъ собою всѣ тѣлесные дѣла. Дѣла тѣлесныя безъ печали ума — то же, что и тѣло неодушевленное. Кто скорбитъ сердцемъ, а чувствамъ своимъ даетъ свободу, тотъ подобенъ больному, который страждетъ тѣлесно, а уста имѣетъ отверстыми для всякой вредной ему снѣди. Кто скорбитъ сердцемъ, а чувствамъ своимъ даетъ свободу, тотъ подобенъ человѣку, который, имѣя единороднаго сына, мало‑помалу закалаетъ его своими руками. Печаль ума — драгоцѣнное Божіе даяніе. Кто переноситъ ее, какъ должно, тотъ подобенъ человѣку, носящему въ членахъ своихъ святыню. Человѣкъ, который далъ волю языку своему говорить о людяхъ и доброе и худое, недостоинъ сей благодати. Покаяніе и сношенія съ людьми — то же, что разбитая бочка. Честолюбіе и вмѣстѣ заушенія — то же, что въ меду омоченный мечъ.

Цѣломудріе и бесѣда съ женщиною — то же, что львица съ овцою въ одномъ домѣ. Дѣла безъ милосердія предъ Богомъ — то же, что человѣкъ, который закалаетъ сына предъ отцемъ его. Кто немощенъ душою и исправляетъ друзей своихъ, тотъ подобенъ человѣку, который слѣпъ глазами и указываетъ другому дорогу[697].

Милосердіе и правосудіе въ одной душѣ — то же, что человѣкъ, который въ одномъ домѣ поклоняется Богу и идоламъ. Милосердіе противоположно правосудію. Правосудіе есть уравниваніе точной мѣры: потому что каждому даетъ, чего онъ достоинъ, и при {420} воздаяніи не допускаетъ склоненія на одну сторону или лицепріятія. А милосердіе есть печаль, возбуждаемая благодатію, и ко всѣмъ сострадательно преклоняется: кто достоинъ зла, тому не воздаетъ (зломъ), и, кто достоинъ добра, того преисполняетъ (съ избыткомъ). И если въ одномъ есть часть справедливости, то въ другомъ есть часть злобы[698]. Какъ сѣно и огонь не терпятъ быть въ одномъ домѣ, такъ правосудіе и милосердіе — въ одной душѣ. Какъ песчинка не выдерживаетъ равновѣсія съ большимъ вѣсомъ золота, такъ требованія правосудія Божія не выдерживаютъ равновѣсія въ сравненіи съ милосердіемъ Божіимъ.