Помню, жил на Афоне один мирянин – дядя Янис, он ходил по монастырям и кельям и спрашивал: «Есть какая работа? Давай, какую тебе работу надо сделать?» Он был настолько хороший человек, что отцы советовали ему стать монахом. А он отвечал: «Нет, нет!.. Только молитесь обо мне! Вы и представить себе не можете, какой я был негодяй! Знаете, сколько зла я сотворил на войне?» Как-то, помогая мне мастерить аналой, он попросил: «Молись обо мне, отец, потому что я страшный грешник». Потом я потерял его из виду. Спустя какое то время пришёл ко мне монах из одного монастыря и сказал: «Дядя Янис почил. Он являлся мне дважды и попросил передать тебе просьбу, чтобы ты поминал его в числе усопших». Дело было вот как. Дядя Янис пошёл в один монастырь помогать монахам. Когда пришло время умирать, он сказал иеромонаху, который нёс послушание в усыпальнице: «Брате, я страшный грешник. Пожалуйста, служи на моей могиле каждый день заупокойную литию». И когда он умер, этот иеромонах действительно каждый вечер приходил и служил литию на его могиле. Но через некоторое время этому иеромонаху дали послушание в архондарике[113]
, и он иногда забывал служить литию. Однажды ночью ему во сне явился дядя Янис и сказал: «Пожалуйста, не забывай меня! Если не можешь сам служить по мне литию, то сходи к отцу Паисию и скажи ему, что я умер. Он каждый день меня поминает, но поминает о здравии и молится, чтобы я покаялся. А я теперь покаяться уже не могу».Усопшим молитва нужна больше, чем живым, потому что для живых ещё остаётся надежда покаяния. И Бог хочет, чтобы были люди, которые просят Его об усопших, потому что окончательный Суд ещё не произошёл. Однажды на войне тяжелораненый боец попросил у священника воды – и тот не дал, отмахнулся, хотя немного воды во фляжке у него было. Вскоре раненый умер, а священник, как только осознал свою ошибку, впал в отчаяние. Он постоянно поминал того человека и, как-то придя ко мне в каливу, рассказал о своей беде. На самом деле этот батюшка был очень отзывчивым и постоянно спрашивал себя: «Как же я мог так поступить?!» Произошло это по Божию попущению. Бог ненадолго отнял от священника Свою благодать, потому что тот боец очень нуждался в молитве. Если бы священник дал ему воды, то вскоре забыл бы о нём. А теперь его мучила совесть, и он молился об этой душе постоянно.
Облегчение участи почивших
– Геронда, какая польза почившим от наших молитв?
– Приведу тебе такой пример. Если бы как-нибудь ты, придя меня навестить, обнаружила меня не здесь, а в сыром подвале, ты бы попросила игуменью: «Жалко-то как старца! Давайте переселим его на верхний этаж, чтобы он, пока жив, солнышко видел!» Как думаешь, игуменья исполнила бы это?
– Ну конечно, исполнила бы, геронда.
– Ну вот, если даже игуменья это сделает, то неужели Сам Бог не подаст облегчения почившим, когда мы Его об этом просим? Разве Ему сложно перевести их в камеру с лучшими условиями содержания или даже под домашний арест?
В молодости я знал одну страшно скупую старушку. Только со мной она не была скупа, потому что очень меня любила. Спустя три года после её кончины со мной случилось нечто странное. В то время, когда я творил Иисусову молитву, словно какой-то юноша взял меня за руку и повёл проведать могилу той старушки, объясняя, что она сама меня звала. Пришли на могилу, юноша поднял могильную плиту, и я увидел, что её тело истлело лишь наполовину и испускало невыносимое зловоние. Она закричала: «Монах, спаси меня! Монах, спаси меня!» Мне стало её так жалко, что я крепко обнял её и поцеловал. Несмотря на ужасный запах, мне не хотелось от неё отходить, и если бы она сама не ушла, я остался бы с ней. Этот случай произвёл на меня неизгладимое впечатление. Когда любишь по-настоящему, с болью, то ни гниющая плоть, ни зловоние не вызывают отвращения. Я вот, например, когда вижу мирскую женщину, модно одетую и пахнущую духами, чувствую внутреннее отторжение, а с этой бабушкой, несмотря на зловоние, не хотел расставаться, чувствовал к ней особое сострадание. Удивительные вещи происходят в духовной жизни! Она очень нуждалась в молитве, поэтому Бог показал мне её в таком состоянии. Потом я стал молиться об этой душе. Спустя два месяца я увидел, будто нахожусь в какой-то пропасти, наподобие воронки. К несчастью, народу было много – ужасного вида, чёрных, они страшно мучились. А над пропастью на светлом облаке я увидел ту старушку. Казалось, что она далеко, хотя на самом деле была близко. Старушка выглядела совсем юной, но было понятно, что это она. Рядом с ней парил ангел – наверное, её ангел-хранитель, – он отмывал ей лицо. Вид у неё был мирный. Я обнял её и почувствовал радость – такую передать словами невозможно!
Ведь усопшие – это подсудимые, люди, попавшие в рабство. Порой я вспоминаю одну старую народную песню и напеваю её, под рабами имея в виду усопших: