Словарь лжеца

– «В XIV веке разработали такую разновидность игры, в которой каждая пешка наделялась особой задачей».

– Какая прелесть, – сказала я, настукивая поиск в телефоне.

– Там и дальше есть. Если только я почерк правильно разбираю: «Иван Грозный скончался, играя в шахматы, как это отражено на картине Константина Маковского». Ну чего на свете ради кто-то решил бы, что это значимая подробность, чтобы включить ее в словарную статью о шахматах?

– Интернет, похоже, считает, что так оно и есть.

Пип побарабанила руками.

– Тому, кто это писал, наверняка было скучно. Спорим, там найдутся слова о разнообразных изощренных видах скуки, какие он измышлял, лишь бы только хоть как-то скоротать время. – На этих словах я обвела рукой тома «Суонзби» передо мной, как бы давая понять, чтоб она не стеснялась. – Как насчет… а какие слова там Дейвид обнаружил? Что-то насчет прохождения сквозь паутину и еще что-то про горящего осла?

– Про запах горящего осла, – поправила я.

– Чем-то эдаким он наверняка увлекался, сдается мне.

Где-то над нами раздался отчетливый шорох в потолке. Оттуда спорхнула чешуйка штукатурки и приводнилась аккурат в тот кофе, что мне принесла Пип. По форме она напоминала остров Хай-Бресал.

– Здесь все разваливается, – сказала Пип. – Там крысы над нами?

– Даже представить себе не могу, чтобы Дейвид что-нибудь с этим сделал, даже если да. Кажется, ему на самом деле не удается справляться и с тем, сколько должно стоить содержание этого дома даже в таком виде, – сомневаюсь, что он раскошелится на умозрительные мышеловки.

– Может, это призраки, – бодро высказалась Пип.

– Пусть тогда платят аренду, как и все мы.

Пип вернулась к столу.

– А еще: шахматная арена, шахматная доска, шахматная яблоня, шахор – терпеть не могу алфавитный порядок, – сказала она.

– Добро пожаловать в мой мир. А что такое шахор?

– Здесь сказано, что это «стоячий костер».

– Мило.

– Словари должны все расставлять по существительным, затем – глаголы, потом по наклонениям, после этого – географически. Не знаю. Заткнись.

– Я не…

– Я разговаривала с крызраком. – Возможно, к этому рубежу во всем происходившем мы уже обезумели от слов.

– У меня был преподаватель, – произнесла я, массируя себе виски, – который мне как-то сказал, что крысы – это изначальные архиварии: они выдирали полоски бумаги из первых книг и манускриптов и уволакивали их к себе в гнезда.

– А крысы живут в гнездах? Не в гайнах?

– Это у белочек, – неуверенно ответила я.

– Белочкать – глагол гораздо лучше, чем крысятничать, – произнесла Пип. – Какая жалость, что кот с жутким именем ничего не может поделать с тем, что наверху. Всем лишь бы не работать!

Еще несколько мгновений чтения.

– Ты мне когда-то говорила, что конторский кот происходит от кучи прежних конторских котов, – сказала Пип.

– Меня подвели к такой мысли. – Меня уже начали немного раздражать ее прерывания: трудно сосредоточиваться, если кто-то рядом не привык к гофрирующей мозг тишине, когда ожесточенно просеиваешь слова. – Их были массы. Целый кагат.

– Ты имеешь в виду кагал?

– Да не важно.

– Если тут было столько кошек, интересно, не могло ли это его так вдохновить, – промолвила Пип. – «Что вижу, то пою» и все такое. Определяй, что знаешь.

Я показала ей большой палец, не будучи в этом убеждена, и вновь обратилась к своей кипе каталожных карточек.

Н – накрыть (гл.)

Сразу же после пеликана и предоставив устранять разор на лужайке умелым рукам паркового смотрителя, София взяла Трепсвернона под локоток и отправилась прямиком за ворота парка.

– Я требую, по завету Гиппократа, чтобы меня кормили эклерами и подавали мне горячий чай, пока день не оказался слишком уж чересчур.

Трепсвернон тут же забыл все знание местности, и мозг его заелозил в ознобе. София, кажется, ничего не заметила: пока он запинался и яростно пялился на то, что их окружало по всем сторонам света, она воспользовалась заминкой и захлопотала над кровью на рукавах. Затем шаг ее сделался уверенным, и не успел Трепсвернон ничего сообразить, как они прочесывали близлежащие улочки и рыночные ларьки в поисках шали. Он не привык к такому обыденному совершению покупок и топтался позади, пока она легко болтала с приказчиком, трогала кончиками пальцев ткани, ощупывая их текстуру и с интересом кивала, когда они превозносили достоинства и свойства разный материй. Едва новая шаль оказалась должным манером приобретена, София тут же объявила, что ей хотелось бы посетить продавца канцелярских товаров. Рукою она обвила его предплечье, и уже совсем скоро Трепсвернон шагал где-то чуть в стороне от Пэлл-Мэлла с пузырьком туши марки «Пеликан» и новой серебряной авторучкой, заткнутой в кармашек у него над самым сердцем.

– Не стоит так смущаться, когда принимаете подарки! – сказала София, хохоча над тем, как он ежится и поводит плечами. – Особенно когда вы пожертвовали своей ручкой «Суонзби» на такое благородное дело. Я проста обязана вам ее возместить.