Словарь Сатаны

Так оно и было. Оставаясь героем своих рассказов, я всегда в них выживал, чтобы появиться в следующем. Такова художественная необходимость: ни одному читателю не интересен герой, скончавшийся еще до начала рассказа. Я попытался объяснить это капитану Аберсауту. Он только покачал головой.

— Нет, — отрезал капитан. — Это трусость, так я считаю.

Неожиданно блестящая мысль пришла мне в голову, я дал ей немного обжиться, пока в мозгах не наступила полная ясность. Тогда я встал и, заставив взглядом замолчать моего обвинителя, заговорил суровым и резким голосом:

— Капитан Аберсаут, в современной классической литературе мы с вами сталкивались в опасных и рискованных ситуациях, из которых я выходил невредимый, а вы всегда погибали. Так скажите, будьте так добры, как мне вас называть, если я оставил вас в море на «Мадларке», заморозил на «Верблюде» во льдах Южного полюса и отправил на дно вместе с «Напл-Даком»?

Для бедняги это был удар: он оказался в полном замешательстве. Отбросив роман, капитан принялся чесать затылок и сосредоточенно думать. Зрелище приятное для глаз, но оно ему явно причиняло страдание, и тогда я указал на край плота, намекая как можно деликатнее, что пора действовать. Капитан поднялся на ноги и, устремив на меня полный укоризны взгляд, который я еще долго буду помнить, бросился в море. Ну а я — как всегда, вышел сухим из воды.

Кошачий груз [139]

16 июня 1874 года корабль «Мэри Джейн» отчалил от Мальты, под завязку нагруженный кошками. Этот груз доставил нам много хлопот. Они были не в тюках, их просто свалили в трюм. Капитан Добл, который раньше командовал судном, перевозившим уголь, сказал, что так будет лучше всего. Когда кошек загрузили, люк задраили, и мы почувствовали себя лучше. К несчастью, помощник капитана, решив, что кошки могут захотеть пить, просунул в один из люков шланг и накачал туда изрядное количество воды, и те кошки, что находились внизу, утонули.

Если вы видели в пруду дохлую кошку, то, конечно, помните, какой раздутой она становится. От воды ее размеры увеличиваются раз в десять. По истечении первого дня мы заметили, что корабль несколько деформировался, став на три фута шире и на десять — короче. Выпуклость палубы вдоль всего судна зрительно увеличилась, а корма и нос как бы вздернулись. Корабль подчинялся управлению, только когда шел против ветра: стоило повернуть штурвал, изменив тем самым положение корабля, и он уже не слушался управления. Из-за изогнутости киля мачты склонились, соединившись в одной точке, так что матрос, забравшийся на грот-мачту, пришел в замешательство, спустился вниз по бизань-мачте и, взглянув на удаляющийся берег Мальты, вдруг вскричал: «Эй, земля!» Крепления на корабле пришли в негодность; вода пузырилась, взбиваемая плавающими болтами, которые судно теряло с каждым толчком живого груза внутри трюма. Корабль понемногу разваливался без отрицательного влияния ветра или воды — исключительно из-за мощной энергии расширявшихся кошек.

Я пошел поговорить об этом с капитаном, которого застал в любимой позе — он сидел с трубкой в зубах на палубе, ноги скрещены, за спиной — ящик с судовым компасом.

— Капитан Добл, — произнес я, почтительно дотрагиваясь до шляпы, которая вовсе не заслуживала такого почтения, — наш плавучий дворец трещит по всем швам и страшно раздулся.

Не поднимая глаз, капитан любезно дал понять, что знает о моем присутствии, тем, что вытряхнул пепел из трубки.

— Позвольте, капитан, еще раз донести до вашего сведения, что корабль сильно вспучило.

— Если вы говорите правду, — сказал галантный моряк, протягивая руку к кисету, — думаю, стоит хорошенько растереть палубу жиром. У меня в каюте есть бутылка с таким средством. Посоветуйте это моему помощнику.

— Но, капитан, для косметического ремонта нет времени; некоторые доски в обшивке расшатались.

Капитан встал, перегнулся через борт, осмотрел обшивку, потом окинул взглядом бурлящие потоки воды на палубе справа и слева и подвел итог:

— Друг мой, расшаталась вся посудина.