Мать сосредоточенно слушала радиопостановку, уродуя при этом купальный костюм, который она перешивала, перелистывала «Чехословацкий журналист», переворачивала гренки на электрическом тостере и время от времени напоминала мне, что послезавтра ее рождение, терпеливо и убедительно повторяя по телефону: «Ну что вы, милая, это пустяки!» Маленький, невероятно гордясь тем, что еще не спит, восседал в кроватке с совершенно новым автомобилем в руках, разобранным на молекулы, и, видимо, ломал голову над тем, как его расщепить на атомы. Я пристально всматривался в корректуру и пытался при этом научно объяснить, почему, черт побери, «Червена гвезда» проиграла «Славану». Был тихий, теплый вечер, уже не летний, но еще не осенний, и если бы под нашим окном росли раскидистые яблони, которых, конечно, нет, они были бы отягощены зрелыми, напоенными солнцем плодами. Царил мир, граничащий с идиллией, и уют, граничащий со скукой. Было замечательно.
Он тихо сидел, склонившись над школьным заданием; чубчик миролюбиво упал на лоб, уши горели от усердия, веснушчатый нос был почти прижат к самописке «Пионер». Он с большим упорством готовил урок по русскому языку. Время от времени я бросал на него строгий взгляд, но мысленно один за другим прощал все его проступки и провинности за последнее время. Как смирно и кротко сидит он и готовит урок, хоть фотографируй для хрестоматии! Как старается, с каким напряжением силится писать каллиграфически! Разве он не воплощенная дисциплина и прилежание? Я мысленно отрекаюсь от термина «хулиган», ставшего уже привычным у нас в доме и во всем квартале, и заменяю его термином «озорник», в котором можно незаметно сочетать критику и нежность. Выводы педагогического обследования о его неспокойном и упрямом характере я презрительно отвергаю. Боже мой, это просто живой ребенок, инициативный и изобретательный! Чего они хотят? Превратить его в мокрую курицу, увальня, пришибленного образцово-показательного мальчика? Пастельные тона этого полного гармонии вечера не позволяют мне скептически отнестись даже к очередному замечанию в его школьном дневнике, где сказано, что он систематически нарушает порядок в классе. Ну что это! Ведь такой ребенок вообще еще не понимает, что значит «систематически».
Это был образцовый вечер и к тому же еще, как вам сейчас станет ясно, достопримечательный. Я уютно сидел в халате, и сердце мое как бы утопало в нем. В это время кто-то позвонил.
Вошла симпатичная пожилая женщина в скромном темно-коричневом платье. Она показалась мне знакомой — так ведь часто бывает, когда встречаешь человека, которого никогда в жизни не встречал, особенно если он появляется в столь чудесный вечер с таким видом, будто ты его с нетерпением ожидал. Мы усадили гостью и приготовились к тому, что будет дальше.
Тут я случайно взглянул на сына. Он уже не склонялся прилежно над тетрадью, не выпячивал губы, не шептал потихоньку текст, выделяя шипящие. Он стоял вытянувшись; так стоят перед офицером, находясь в строю с полной выкладкой, или перед главным редактором, когда кладут ему на стол фельетон, или перед учителем, когда учатся в пятом «А».
— Мы еще не знакомы, — приветливо начала гостья, — хотя и следовало бы. Я учительница вашего сына. Он не говорил вам, что я сегодня приду?
Мы обменялись быстрыми взглядами. Они скрестились, как рапиры на дуэли. На электрическом тостере начал дымиться гренок, на радиостанции перешли от пьесы к хирургическому устранению недостаточности сердечного клапана, а разочарованный тоненький женский голос твердил в телефонную трубку: «Алло! Ты слушаешь? Алло!»
— Нет, — сдержанно ответил я, — он не говорил, что вы придете.
Утверждение, что вечер был тихим, перестало соответствовать действительности. Он не был ни гармоничным, ни образцовым. Атмосферное давление упорно снижалось.
— Произошло что-нибудь серьезное? — спросил я.
Учительница улыбнулась.
— Серьезное? — повторила она вслед за мной. У меня мороз пробежал по коже. — И вы еще спрашиваете?
Сын стоял у стола и смотрел на нас большими темными глазами, ожидая дальнейших событий и готовый достойно встретить их.
— Послушай, — обратился я к жене и вдруг подумал: «Хулиган, ах, какой хулиган!» — Послушай, выключи радио и тостер, положи телефонную трубку и иди сюда. Речь идет о твоем сыне.
Состав преступления был потрясающим по своей классической простоте. В садике перед школой есть окруженная скамеечками целая система фонтанов посреди живописной детской площадки — гордость района. Кто-то открыл краны и повернул трубки фонтана так, что вода должна была не декоративно литься в бассейн, а низвергнуться в садик. Когда в положенное время пустили сильный поток воды, он на расстоянии пятнадцати метров по радиусу обильно оросил все скамьи, детей и гулявших с ними мамаш, пенсионеров и вообще всю общественность. Началась паника. Поскольку в критический момент, то есть незадолго до происшествия, там видели присутствующего здесь ученика пятого «А», слонявшегося без уважительных причин вокруг фонтана, возникло совершенно обоснованное подозрение, что…