Словацкие повести и рассказы

— Нет, — подтвердила она и слабо улыбнулась, как улыбаются давнишнему знакомому, которого не могут вспомнить.

Я уже хотел было назвать свое имя, но в последний момент что-то остановило меня. И вместо того я сказал:

— Сперва малыша успокойте, вон как раскричался, бедняга.

На мои слова она ответила дружелюбным взглядом. Я и сам почувствовал, что произнес их мягко, ласково, и это нас сблизило. Молодая хозяйка послушалась меня, вошла в горницу и взяла ребенка из деревянной люльки на руки. Затем присела на порог кухни, без смущения обнажила грудь и дала младенцу. Глядя на нее, я невольно подумал о Магдалене, и душа моя наполнилась тоской. В горле пересохло, и, болезненно морщась, я с трудом проглотил подступивший ком. Может быть, Магдалене уже не суждено стать моей и вскормить грудью моего ребенка? Силясь отогнать мрачные мысли, я снова заговорил с женой Грегуша:

— Сын?

— Сын, — кивнула она. — Вы только поглядите, как он на Йожку похож. — И она скользнула глазами по висевшей на стене свадебной фотографии.

— И впрямь вылитый отец, — подтверждаю я. — Грегуш, верно, не нарадуется сыну?

— Жизни за него не пожалеет. Говорит, больше ему теперь ничего не надо. Живем, как голуби. А вы?

Вопрос ее застиг меня врасплох, но я не растерялся:

— Я? — отзываюсь с вымученной улыбкой, — я еще не женат. Вы меня опередили.

Услыхав это, она взглянула на меня внимательно и сказала:

— Постойте… постойте… вроде припоминаю… никак я вас где-то уже видела. Погодите… господи! — воскликнула она вдруг, ребенок при этом напугался и начал хныкать.

Я стою перед ней растерянно, сознавая, к чему может привести мое признание. Нет, лучше уж остаться неузнанным. На этот счет у меня свои соображения. Я намеревался уехать отсюда тихо-мирно, никому не причиняя беспокойства.

Пытливо глядя на меня, хозяйка продолжает:

— Года два тому… мы на горах жгли купальские костры…

— Нет-нет, — отпираюсь я, — вы меня с кем-то путаете.

Это несколько обескураживает ее, но она тут же принимается выспрашивать меня с еще большей уверенностью:

— А откуда вы Грегуша знаете?

— Когда-то я проходил военную службу в окружном городке, там и познакомились, — умышленно лгу я и во избежание дальнейших расспросов прошу у нее бадейку напоить лошадей.

— Бадеек у нас хватает, — радушно кивает молодая хозяйка.

Однако она поднялась озабоченная, и с тем же озабоченным видом уложила младенца в люльку. Позвав меня, она вышла во двор и указала на ведра, стоявшие под навесом; мимоходом заметила, что воду для скотины они берут на колодце за гумном, а для себя носят от соседей.

Тогда я спрашиваю, нельзя ли подвести лошадей прямо к колодцу и там напоить.

— Отчего же нельзя, все меньше хлопот! Только придется их развязать, проход больно узок.

Я вышел на дорогу, где стояла привязанная к изгороди моя тройка, и когда ввел лошадей во двор, молодка как-то странно посмотрела на них и воскликнула:

— Боже милостивый!

— Что такое? — спрашиваю ее.

— Куда вы ведете этих коней?

Я понимал, что сказать правду нельзя, — и давай выкручиваться.

— В имение, для господ. В Лисковой купил третьего дня.

Стремясь отвлечь ее внимание от гнедых, справляюсь, где пашет Грегуш.

Она показывает на склон за ручьем. Йожка как раз поворачивал на увале. Во всю длину поля двумя полосами чернели борозды, лишь посередке тянулась белесая целина, тут и там поросшая ранней травой.

— Что сказать мужу, кто был? — снова задает она мне щекотливый вопрос — Ему приятно, когда его вспоминают старые знакомые.

— Не говорите ничего, — нахожу я спасительный выход. — Я загляну к вам вечером на обратном пути, пусть это будет для него сюрпризом.

Волей-неволей ей пришлось умолкнуть, и я направился к колодцу за гумном, чтобы напоить лошадей. Радуюсь, что наконец-то избавился от ее расспросов. И вдруг — шаги за спиной. Опять она! Бежит за мною, предлагает подсобить, если нужно.

— Да я и сам управлюсь, — отвечаю ей с благодарностью.

К счастью, снова расплакался младенец, и матери пришлось к нему вернуться. Это меня выручило, а то я все время боялся попасться на удочку и проговориться. С нею надо было держать ухо востро.

Напоив лошадей, я решил больше не мешкать, сразу, еще на загуменье, вскочил в седло и через приоткрытое окно крикнул хозяйке: до свиданья!

Она стояла, склонившись над люлькой, и пеленала младенца. По краям люльки свисали концы размотанного свивальника. Ребенок дрыгал ножками, и одна из них запуталась. Молодка стала вызволять ее и в приливе материнской нежности несколько раз чмокнула сына в пухлую пяточку.

Чего бы не дал я в эту минуту, чтоб увидеть Магдалену вот так же склоненной над люлькой в моем доме в Турце и умиляющейся младенцу — ее и моей кровиночке.

— Счастливого пути! — откликнулась жена Грегуша, спугнув мои мысли.

Какое уж тут счастье, когда Магдалена принадлежит другому!

Тем не менее я продолжил свой путь, и дорога привела меня в лештинскую округу, а затем и в сами Лештины.