Словацкие повести и рассказы

Лештины — преславная деревенька. Раскинулась она в долине у ручья. На горушке среди старых лип виднеется костел. Рядом кладбище с беспорядочно разбросанными могилами. Под горой — белый продолговатый дом священника. По другую сторону дороги — усадьбы. Многие из них пустуют: стекла выбиты, крыша прохудилась. Остальные строения приземистые и неказистые, но чистенькие и уютные. От каждого двора отведена канавка, во дворах собаки.

Тишина в деревне — все работают в поле.

Родственников у меня здесь не было, и потому я стал искать корчму, где мог бы остановиться. Есть тут у меня один знакомый, некий газда по фамилии Запоточный. Но отныне мы с ним ярые враги.

В центре деревни я приметил бревенчатую корчму. Тут я и остановил свою гнедую тройку. Свет еще не видывал подобных красавцев! Я нарочно подобрал таких; один вид коней говорил о том, что я не какая-нибудь голь перекатная. На крыльце я отряхнул с себя пыль и вошел внутрь.

— Бог в помощь, — здороваюсь с корчмарем.

— Благодарствуйте, — отзывается тот, не спуская глаз с моих скакунов, и я читаю в его лице что-то недоброе.

— Что, нельзя оставлять под окнами? — спрашиваю его, желая выяснить, в чем дело.

— Да нет-нет, — отвечает он уклончиво.

— Так в чем же дело? — И, чтобы придать ему смелости, велю налить стакан вина.

Корчмарь, явно сам не свой, наливает и все поглядывает на меня так, словно в его заведение вошел не почтенный путник, а дьявол в человеческом образе.

Изучив мое лицо, он вдруг говорит:

— Ну да, конечно, это вы. Таким он вас и описывал: высок, широкоплеч, смелое лицо, густые брови, темные волосы и тройка гнедых.

— О ком вы говорите? — отзываюсь я.

Корчмарь поставил передо мной стакан с вином и ретировался за стойку, где его ждал таз для мытья посуды. Он взял рюмку, окунул ее в воду и протер тряпицей. Все время он глазел то на меня, то через окно на моих коней.

Поскольку он умышленно уклонился от ответа на мой вопрос, я допытываюсь снова. Не отступлюсь до тех пор, пока он не выскажется определенно. Жители гор — народ недоверчивый, и нужен особый подход, чтобы у него развязался язык и открылось сердце.

— Ну так выкладывайте же, старина. Интересно, кто меня здесь знает и так верно сумел описать. Судя по вашим словам, мой приезд озадачил вас. А я не люблю досаждать ближним. Коли не угоден — могу уйти. Расплачусь и уйду.

Будто и в самом деле собираясь уходить, я поднимаюсь из-за стола и достаю бумажник.

— Что вы, что вы?! — И он бросает тряпку в воду, чтобы задержать меня. — Ведь на то я и держу корчму, чтобы люди ходили.

— Вот именно, — подхватил я. — Но не знаю, как бы вы чувствовали себя на моем месте. Без конца глазеете на меня. Спрашиваю вина — еле шевелитесь. Как-то странно говорите насчет моего роста, цвета волос, моего лица и, что особенно меня задевает, приплетаете сюда моих лошадей.

— Простите великодушно, — перебивает он меня, — но, ей-богу, увидев вас, я остолбенел.

— С чего бы?

— Про то вся деревня толкует. Поначалу я думал — болтовня, но вижу, люди правду говорят.

Я прекрасно понимал, в чем дело, но притворился, будто ничегошеньки не понимаю, и продолжал стоять на своем:

— Объясните, старина, я никак не возьму в толк, о чем речь. Не дразните меня, не испытывайте моего терпения.

— Боже упаси! Но дело это щекотливое, поневоле будешь осторожен с чужими. — Он отошел от таза с водой, вытер руки и приблизился ко мне.

В корчме, кроме нас, никого не было. Никто не мог помешать нашей беседе. И все же, остерегаясь говорить громко, он подсел ко мне на скамью, огляделся по сторонам, не подслушивает ли кто, и зашептал мне на ухо, очевидно полагая, что и у стен есть уши.

Начал он с моих гнедых и тут же приплел к ним Запоточного и Магдалену. Хотя я и понимал, что к чему, однако меня насторожило, что он рассказал о них.

Спрашиваю, откуда он обо всем знает. Говорит, слухами земля полнится. Но, мол, сколько ни ломал голову над этой историей, а понять не мог, в чем тут соль. Пока…

— Что пока? Говорите скорей, — приказываю ему.

— Пока не пожаловал в корчму сам Яно Запоточный…

Однажды среди бела дня ввалился в корчму Яно Запоточный. Заказал сто граммов для храбрости, тяжело опустился на скамью, стиснул кулак и, понуро глядя в пол, начал тереть костяшками пальцев по столу.

— Что с тобой, Яно? — спросил его корчмарь, зная, что, если газда среди бела дня бросает работу и садится за водку, стало быть, есть на то причина.

Ни слова не говоря, Яно поднял кулак, прижал его к груди и принялся растирать грудь — как до этого изо всех сил утюжил доску стола.

По его виду нетрудно было понять — что-то гложет человека и он хочет избавиться от гнетущей тяжести. Тупой взгляд Яно выдавал застарелую боль, которую он долго таил в себе, а теперь пытался заглушить водкой.

— Что с тобой такое? — стал допытываться у него корчмарь, готовый помочь в беде.

Тот начал было что-то бормотать, но выложить все начистоту не решался.

Чтобы собраться с духом, Яно потребовал еще стопку водки.

— …тогда уж я как-нибудь вытряхну все это из себя.