Словацкие повести и рассказы

Борозда шла в гору, и конь заупрямился. Вероятна, он был из тех, необъезженных. Но зачем же выводить на работу шалого коня? Уж не для того ли, чтобы поизмываться над ним и заставить Магдалену страдать при виде мучений животного? Я поразился: внешне Магдалена выглядела совершенно спокойной, но лицо ее было скорбно.

В Яно словно бес вселился. Он с такой яростью хлестнул коня, что даже издали я увидел, как на его спине вспухла кровавая полоса. Несчастное животное дрожало и металось.

Я не знал, что мне делать — броситься ли к Яно и вырвать из его рук кнут или вернуться в деревню и звать людей на помощь, чтобы не позволяли ему истязать животное. У меня даже пот выступил на лбу, пока я решал, как мне быть.

Но то, что произошло в следующую минуту, заставило меня не раздумывая кинуться к Яно.

Несмотря на зверские побои, истерзанный конь не двигался с места. Тогда Яно зашел спереди и дважды стегнул его по морде. Конь взвился на дыбы и вырвался от Магдалены. Ослепленный яростью, Запоточный замахнулся было и на нее, но она отпрянула и, изловчившись, снова схватила коня за уздечку.

— Держи его! — заорал Яно и, словно обезумев, принялся хлестать коня по морде, по глазам.

Конь метался в поисках спасения. Вправо, влево. Не в силах справиться с ним, Магдалена снова выпустила уздечку. Конь рванулся и выворотил плуг из борозды. Магдалена оказалась под брюхом коня. Один удар копытом — и все было бы кончено.

Я бросился на помощь. У коня из разбитой морды хлещет кровь, а Запоточный все бьет и бьет его, не обращая внимания на грозящую жене опасность.

Когда бы я теперь ни вспоминал о том случае, мне всегда кажется, что тогда над нами незримо присутствовал, как говорится, сам бог, ибо, не будь его, случилось бы непоправимое.

Яно так бесился, что не видел и не слышал моего появления. И только когда я был уже рядом, он от изумления остолбенел. Вероятно, он принял меня за призрак, так как снова повернулся к лошади. Я выхватил у него кнут и так его огрел, что он без чувств рухнул на борозду. «Уж не сломал ли ему позвоночник?» — испугался я. Но бросился к Магдалене и вытащил ее из-под коня. В тот же миг конь рванул с места и, волоча за собой плуг, как бешеный пустился вскачь. Когда мужики изловили коня, от плуга уже ничего не осталось — он был разбит вдребезги.

Меня, разумеется, больше всего беспокоила Магдалена. Снова спас я ее из-под копыт. Снова держу на руках. Не так представлял я себе нашу встречу. Два года грезилось мне, как она, завидев меня, роняет ведерки и лицо ее заливает румянец счастья. Частенько останавливался я возле играющей детворы, в их криках мне слышался крик и ее радости, он казался мне таким же звонким и простодушным, как у ребенка.

И вот как я встретил ее! С нею обморок, она ничего не видит, не слышит. А я вместо того, чтобы поздороваться с ней, бегу сломя голову, чтобы привести ее в чувство.

Держу Магдалену на руках и озираюсь по сторонам. Ищу колодец или родник, где можно зачерпнуть воды. Наконец обнаруживаю родник под кустом лещины и несу туда Магдалену. Кладу ее на землю, горстью черпаю воду и брызгаю ей в лицо.

Магдалена медленно, с трудом приходит в себя. И опять, как в ту лунную ночь под соснами, не сразу понимает, где она и что с нею. Откроет глаза и снова закроет, но меня словно не видит.

Может, она думает, что это Яно так нежен с нею, но его нежности ей не нужны. Она не знает, что Яно лежит в беспамятстве. Чтобы убедиться в этом, я оглядываюсь — да, он нам не опасен.

Она долго не может меня узнать. Я не выдерживаю и произношу:

— Магдалена.

Будто ощупью двигаясь в темноте на чей-то голос, она медленно приподнимает голову, открывает глаза и смотрит в мое лицо, склоненное над нею.

— Петер, — произносит она неуверенно и начинает ощупывать мои руки и плечи, желая убедиться, что это действительно я.

— Это я, Магдалена, я, — твержу ей, — я вернулся, как обещал.

Голос у меня дрогнул, и из-под ресниц Магдалены скатились две слезинки. Обоим нам было тяжело, я это понимал и все же надеялся, что она вознаградит меня за приезд хотя бы робкой улыбкой. Но не тут-то было. Все тревожнее смотрела она мне в глаза. Наконец приподнялась и проговорила:

— Где Яно?

Она осмотрелась по сторонам в надежде увидеть Запоточного, а для меня это было что нож острый.

— Магдалена, — произнес я с укоризной, — неужто он значит для тебя больше, чем я? Магдалена…

— Я жена ему, Петер, — обронила она грустно, — и, покуда я с ним, грешно…

Она не докончила и скорбно опустила глаза.

— Я видел, как он только что мучил тебя, — сказал я в надежде вразумить Магдалену.

— Люди и Христа мучили, да он простил им.

— Но ведь ты не Христос, Магдалена, — старался я убедить ее.

— Я только следую ему, Петер.

— Что с тобой, Магдалена? — вырвалось у меня.

Я понял: она покорилась судьбе. Ее взгляд тревожно стремился туда, где в бороздах лежал поверженный Запоточный.

— Уходи, Петер, он убьет тебя. Ты должен спастись, а мне уж все одно.

Вымолвив это, она хотела встать и бежать от меня без оглядки, явно страшась моей встречи с Запоточным.