Словацкие повести и рассказы

Несколько раз ко мне заглядывала хозяйка, справляясь, не надо ли чего. По деревне уже разнесся слух, что Магдалена при смерти, и хозяйка не на шутку тревожилась за меня.

— Если можно, глоток черного кофе, — попросил я, когда она наведалась в очередной раз.

Не успел оглянуться, кофе уже стоял передо мной на столе.

— Больше ничего? — осведомляется хозяйка, с состраданием взглянув на меня.

— Все. Спасибо.

— Если что понадобится, стучите в стенку. Наша спальня рядом, да и сон у меня чуткий. Мигом прибегу.

— Зачем же вас будить, — отвечаю ей, — как-нибудь обойдусь.

— Не беда, стучите, — поощряет она меня доброй, материнской улыбкой, — мы привыкли, не то нам и ночь не в ночь. Такое уж у нас ремесло.

— Что же, спасибо. Да только я и сам не прочь уснуть, чтоб ни о чем не думать.

Она снова ласково улыбнулась мне.

— Кофе вас успокоит, авось соснете.

К кофе я не притронулся и всю ночь просидел, так и не заснув.

С тяжелым сердцем встретил я утро. Дневной свет резал глаза, но образ Магдалены словно потускнел. Всю ночь мне казалось, что она лежит похолодевшая и вокруг нее горят свечи.

Итак, наступило утро. Я ухватился за спинку кровати и попробовал сделать первый шаг. Ноги затекли, меня знобило оттого, что я неподвижно просидел всю ночь. Чтобы немного согреться, я стал ходить по комнате. Звуки собственных шагов были первыми звуками, услышанными мною в тот день.

Вскоре распахнулись двери корчмы, дом ожил. Посетители приходили и уходили, снизу доносился гомон. Я хотел было спуститься в зал, но меня остановило выражение моего лица. Я даже испугался, увидев себя в зеркале, и снова принялся шагать взад и вперед, поглядывая в окно на тянувшиеся по склонам полоски распаханных лештинских полей.

Среди этих полей будет покоиться моя Магдалена. Среди них истлевать ее доброму сердцу. Среди них превращаться в прах. Мне чудилось, как она силится подняться из-под тяжелой земли, чтобы найти себе иное место упокоения — наверное, на стежке во ржи, под летним солнцем, и чтобы я высвобождал колосок, запутавшийся в ее золотистых кудрях. Но отныне она не властна распоряжаться собой — смерть взяла ее в свой полон.

— Магдалена… — произношу я вслух, и в моем тяжком вздохе гаснет звук ее имени.

Я стоял спиной к двери, засмотревшись в окно, когда дверь вдруг распахнулась и кто-то, войдя в комнату, прервал мои размышления. Я стремительно обернулся.

С распростертыми объятиями ко мне кинулся корчмарь; обхватив меня за плечи, он крикнул мне:

— Жива! Жива! Жива!..

Мне не нужно было объяснять, что он имеет в виду Магдалену. Тихая радость охватила мою душу, и только тут я почувствовал, что падаю от усталости.

Вслед за хозяином, утирая фартуком слезы, вошла его жена.

— Чего плачешь? — сказал он ей. — Радоваться надо!

— Да… ведь… — проговорила хозяйка, всхлипывая, — от радости и плачу.

Еще не веря в чудо, спрашиваю корчмаря:

— А кто сказал, что Магдалена жива?

Выяснилось, что с этой вестью примчался тот самый мужичонка, который не раз оказывал мне услуги. Вне себя от радости, он тут же потребовал за мой счет литр водки и начал потчевать всех, кто забегал в корчму. У каждого человека радость проявляется по-своему. Закажи мужичонка целую бочку, я не имел бы ничего против — ведь Магдалена жива, а она мне дороже всего на свете.

Я наскоро умылся, причесался и, взяв в руки шляпу, вышел из дому.

Наверно, все думали, что я иду к Запоточному, но я направился вовсе не туда. Путь мой лежал к дому священника, благо тот выказал готовность помочь советом и делом, да и не к кому мне было больше обратиться.

— Милости просим, — приветствовал он меня издали и пошел мне навстречу.

— Доброе утро, отец, — поздоровался я с ним.

— С чем пожаловали, сын мой? — осведомился он, пожимая мне руку.

Я сказал, что пришел с отрадной вестью.

— А именно? — полюбопытствовал священник.

Задыхаясь от счастья, я тут же выпалил:

— Магдалена жива.

Глаза священника широко раскрылись и засияли, он с облегчением вздохнул и чуть было не обнял меня. Однако взор его тотчас погас и лицо посерьезнело. Я сначала не понял внезапной перемены. Но первая же фраза, которую он произнес, все объяснила.

— Уж лучше бы она умерла, хотя я и знаю, что вы очень страдали бы, — заявил священник без обиняков.

— Затем я и пришел к вам, чтобы именно вы, наш духовный пастырь, посоветовали и решили, что мне делать.

— Что вы имеете в виду? — спрашивает он.

— Нельзя допустить, чтобы Магдалена и впредь терпела муку мученическую. Коль скоро меня считают виновником ее страданий, я согласен на любые жертвы, лишь бы Магдалена могла жить спокойно. Так я решил нынешней ночью.

Священник задумался, аккуратно сложил книги на столе и посмотрел на меня. Его пытливый взгляд словно хотел проникнуть в мою душу. Хватит ли у меня мужества исполнить то, что он мне предложит?

Я искренне стремился сделать для Магдалены все возможное. При мысли о ее муках я готов был умереть, не сходя с места, лишь бы ей было лучше. Я не мог принести большей жертвы, а эта не внушала мне страха. Я приготовился ко всему.

Священник молвил: