Словацкие повести и рассказы

Я видел, как менялось после моих слов выражение их лиц. Признание опровергло сплетни о том, будто я бродяга, и мужики, оттаяв, заулыбались, пустились со мной в разговоры. Тогда я особенно остро ощутил, насколько, по их понятиям, душа бродяги ниже крестьянской души. Бродягой в полном смысле слова я никогда и не был, просто я скупал лес, и мне волей-неволей приходилось разъезжать по округе. Но с того времени, как я избрал иной удел, удел хлебопашца, мне хотелось стать на краю моего поля и не сходить с места до тех пор, пока ветер, колышущий хлеба, не овеет меня с ног до головы, пока весь я не пропитаюсь духом земли — тогда уже никто не сможет назвать меня бродягой. Я мечтал о том, чтобы все признали во мне газду, который, как и его родители, как и все предки, взрыхляет добрую крестьянскую землю.

Мы вдоволь поговорили о своих угодьях; меняя тему разговора, один из мужичков вынул из кармана цветастый платок, который купил жене. Хвастаясь обновкой, он протянул ее мне, чтоб я хорошенько разглядел, и ревниво осведомился, носят ли на Турчанщине такие красивые платки.

Я хотел было взять платок, как вдруг с улицы донесся крик.

В те дни я вообще находился в постоянном напряжении. Малейший шорох заставлял меня настораживаться. И на этот раз говорю своим собеседникам:

— Не случилось ли чего? Слышите?

Один из них засмеялся и махнул рукой.

— Это у нас так заведено — девки парней водой обливают, когда те с пахоты возвращаются. Должно, кого-то приласкали из ведра. И поделом — рот не разевай!

— Известно, бабьи проделки, — поддержал его другой.

Тем не менее я и еще несколько человек поднялись и вышли из корчмы. По дороге, взывая к божьему милосердию и заклиная ранами христовыми помочь, бежала сестра Яно Запоточного.

Охваченный недобрым предчувствием, я бросился ей навстречу. Остальные последовали за мной.

— Что случилось? — спрашиваю ее.

— Скорее, умоляю вас, — заламывает она руки.

Все вместе спешим мы на верхний конец деревни. Что у них там случилось? Приближаемся к дому Запоточного, и в ноздри ударяет едкий запах не то паленой шерсти, не то паленых лошадиных копыт. Со двора доносится звяканье цепи, топот копыт, крик коня.

Опрометью мы бежим к воротам.

Посреди двора — конь. Тот самый, что был в Окружинах, с одним глазом и рассеченной мордой. Магдалена держит его за цепь. У нее бледное, изможденное лицо. Едва на ногах держится. И так-то силенок совсем нет, а тут еще жеребец мотает головой из стороны в сторону, норовя вырваться. Должно быть, Запоточный заставил ее встать с постели, чтобы помучить зрелищем пытки животного. Я вспомнил рассказ моего знакомого с усиками, как этот конь сорвался ночью с привязи, а Яно заподозрил жену в злом умысле, и мне все стало ясно.

Раскаленной кочергой Запоточный выжег на боку жеребца слово «бродяга».

Кочерга снова разогревалась в сложенной неподалеку от колодца печи с котлом, предназначенным для варки корма свиньям. Огонь под котлом метался и трещал. Когда кочерга раскалилась докрасна, а кончик даже побелел, Запоточный ухватил ее за обмотанную тряпкой рукоять, вытащил из топки и, захлопнув заслонку пинком, двинулся к коню.

Пот стекал у Яно по лбу и вискам. Глаза выкатились из орбит, у рта собрались жестокие складки. Вид Яно не оставлял сомнений в том, что затянувшаяся болезнь перешла в помешательство.

Мы были уже у ворот, когда он направился с раскаленной кочергой к коню. Конь метался и дрожал. Сперва Запоточный оглядел выжженные буквы — местами они зияли кровоточащими ранами. По-видимому, он остался доволен своей работой и подошел к коню спереди.

Я первый толкнул калитку, но с ужасом обнаружил, что она на запоре.

— Сбегаю домой за топором, — услышал я голос позади себя.

Наверное, придется прорубать лаз. Выломать крепкие доски невозможно. Кто-то предлагает высадить окна, и через дом проникнуть во двор. Я попытался перелезть через навес над воротами.

— Поимейте разум, — стащил меня кто-то обратно, — одному вам не справиться, неровен час, пришибет.

Между тем толпа зевак росла, облепляя дом со всех сторон. В гуле голосов слышались судорожные рыдания сестры Яно.

Рука Запоточного, сжимавшая кочергу, медленно поднималась. Я не мог поручиться, что метит он именно в коня, а не в Магдалену. Раздумывать некогда.

Тот, что побежал за топором, был еще далеко, и, не дожидаясь его, я высадил оконную раму, влез в горницу, а оттуда бросился во двор.

Я был совсем недалеко, когда Яно ткнул раскаленной кочергой в единственный глаз жеребца.

От боли конь взметнулся на дыбы и так закричал, что меня пробрал озноб. В тот же миг я услыхал удары топора по воротам. Дурьи головы, нет, чтобы проникнуть через дом следом за мной, совсем растерялись.

Конь вырвал цепь из рук Магдалены и взметнулся вверх, Запоточный не успел увернуться и, сбитый с ног копытами жеребца, рухнул навзничь.

Обезумев, я кинулся на помощь, но было уже поздно.