Она уже не чувствовала себя такой подавленной, движения ее становились непринужденнее. Наконец робкая улыбка затеплилась в уголках ее губ, неожиданно озарив лицо прежней красотой и выражением доброты и мягкости.
Говоря по правде, Магдалену никто, кроме меня, не был способен понять. Мать жалела больше Запоточного, чем родную дочь. В отчаянии она обнимала гроб с телом покойного, а когда его предали земле, проливала слезы над свежей могилой, конца не было ее причитаниям. Больше всего она опасалась, как бы Магдалена не бросила лештинскую усадьбу. Она прожужжала дочери все уши и наконец закатила истерику; Малярик при его слабохарактерности никак не мог ее утихомирить, жена осталась глуха ко всем его доводам, советам и уговорам.
Старик послал за Йожкой Грегушем в Вышний Кубин, надеясь, что тот с его здравой мужицкой смекалкой всех образумит. Меня тогда не было, поэтому подробностей не знаю. С тремя своими гнедыми я ждал в корчме, маясь и леденея при мысли, что мою Магдалену склонят к другому решению. Даже в Йожке Грегуше у меня не было никакой уверенности. С самого начала он знал, что Магдалена любит меня, но и его во время сватовства ослепило добро Запоточного. Он сетовал на крутой нрав Яно и осуждал дурные черты его характера, однако ему льстило, что его сестра станет хозяйкой большой усадьбы, а о том, будет ли она по-настоящему счастлива без меня, и не думал.
Я очень изумился, когда Йожка Грегуш вступился за меня, сказав Малярихе:
— Хочу загладить свою вину, исправить ошибку, В тот раз я, верно, ослеп и пособлял вам наперекор Магдалене, нынче же я — за неё, против вас, глаза у меня, наконец, открылись.
Но Магдаленина мать упрямо стояла на своем и ни в какую не соглашалась с нами. Она не желала, чтобы Магдалена вышла за меня замуж, поэтому мы вопреки ее воле обвенчались тайком при двух свидетелях. Теперь, после стольких мытарств, мы навсегда принадлежали друг другу, но мне не хотелось увозить Магдалену к себе, пока она не станет моей женой. Выхода у нас не было, и, каюсь, мы не стали дожидаться, когда истечет срок традиционного траура.
В Лештинах мы оставались недолго — лишь пока приводили в порядок бумаги.
От наследства Магдалена отказалась в пользу сестры своего бывшего мужа, попросив лишь, чтобы двух лучших коней отдали Йожке Грегушу из Вышнего Кубина. Это было единственное ее пожелание. Покончив с делами, мы наконец стали готовиться к отъезду в Турец.
Желая избежать неприятной сцены, которую могла устроить нам на прощание мать Магдалены, мы решили ночью переправиться через перевал с тремя гнедыми, которые давно дожидались нас на конюшне у корчмаря. Утром будем уже на месте.
Попрощались мы только со священником, корчмарем да сестрой Запоточного, с которой договорились, что все необходимые вещи Магдалены она отправит в Турец по железной дороге. Главное — скорее попасть туда самим!
Мы добрались до Вышнего Кубина, оттуда свернули в горы и двинулись на Величну. Из Забрежа в Величну переправились на пароме.
Как я уже говорил, выехали мы ночью, до предела насыщенной хмельной весенней влагой. Земля под копытами нашей гнедой тройки дымилась и вспухала. Звезды были затянуты облаками, которые прильнули к небу, точно младенец к материнской груди. Горы благоухали хвоей и, казалось, уходили вершинами в самое небо.
Поддавшись очарованию тихой ночи, опьяненный близостью Магдалены, я вдруг понял, отчего все преобразилось, едва мы оказались наедине.
То была первая наша ночь. Наша брачная ночь. И, словно чуя это, животные, несшие нас на своих спинах, осторожно обходили камни, чтобы не споткнуться, не нарушить царивший вокруг покой. Я исполнился чувством благодарности к моим гнедым.
Но не только поэтому они были дороги моему сердцу.
Я вез Магдалену к себе домой, она сидела рядом со мною верхом на шедшем посередине коне, и я без опаски мог назвать ее своей женой — и ведь это наши гнедые в чем-то помогли нам! Одной рукой я крепко и уверенно держу поводья, а другой провожу по плечу Магдалены, по ее рукам до кончиков пальцев. Едва касаясь, провел бы я рукой по ногам моей любимой Магдалены, потом — до самых волос. С каким наслаждением коснулся бы ее лба, ее губ, ее глаз. С каким наслаждением убедился бы вновь, что вся она теперь моя.
Но Магдалена после стольких треволнений мирно уснула в моих объятиях, и мне жаль ее будить. Я рад, что она отдыхает, что она нашла во мне утешение после долгих дней и ночей, исполненных страданий.
И я молю об одном: пусть то, что нас соединило, пребудет вовеки.
СЕМЕЙНЫЕ ПРЕДАНИЯ
ЮРО ЯНОШИК