Словесное древо

Плещет двухлопастным веслом детина курчавый, черноочитый и запеклый; весь

голышом, только уды горячие (я знаю, что они горячи), пестрым труном прикрытые.

Едем мы под мост, не теперешний — тысячелетний, с каменными сводами. Над водой

выведены они мудрой строительной силой.

Такая сладость на водах, ветер густой, померанцевый, как пуховое опахало, с

бороды копоть зеленую сдувает. А в лодке сладкие стручья жареные в рот просятся; ем

будто я стручья, на язык и утробу вкусные, сладко насыщающие, а лодочник надо мной

смеется, веслом двухлопастным плещет, теплый зеленый шелк в груды сгребает: мол, у

нас эти стручки только свиньи едят! А я ему по-турецки ответ шлю: «Ничего, если у

вас свиньи, то нам сладко и дешево!»

А на левом берегу три Софии стоят; с боков златы, напрямки же, как с лодки

глядеть, более жасминного цвета и как жасмины нежны и душисты.

И знаю я сонным знанием, что шелковые воды — это ожившая Сахара, что путь

мой свят и первоначален.

Проснулся я, от радости крестом себя осеняю крепко так, до боли на лбу и под

ложечкой. А когда забылся, вижу себя на русской полевой тропинке: место высокое, на

тысячу верст окрест видно, всё низины да русла от озер да рек утекших. Ушли воды

русские, чтоб Аравию поить, теплым шелком стать. И только меж валунов на сугорах

рыбьи запруды остались: осетры, белуги сажени по две, киты и кашалоты рябым

брюхом в пустые сивые небеса смотрят. Воздух пустой, без птиц и стрекоз, и на земле

нет ни муравья, ни коровки Божьей. И не знаю я, куда идти по полевой псковской

тропинке меж рыбьей бесчисленной падали.

Апрель 1928

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПЕРВЫЙ СОН

Я был с маменькой в каком-то незнакомом мне храме: много молящихся, идет

торжественная служба, и вдруг у самого алтаря происходит какое-то смущение, спор

между священником и диаконом. Спор усиливается — получается смятение...

63

Маменька мне говорит: «Уйдем, Коленька. Благодать отсюда ушла». И мы вышли с ней

из храма и пошли по дороге. По обе стороны деревья, кусты — чем дальше мы шли,

тем всё оголенней становилось вокруг, как-то безрадостно. Потом пошли голые скалы,

а затем и песок. Камни и песок.

Маменька шла впереди, на повороте куда-то скрылась. Я старался разыскать ее, но

ее не было. Наконец я вышел как бы к заливу морскому. У берега, вижу, стоит

огромный пароход со многими ярусами, и на каждом ярусе стоят в старинных одеждах

рядами русские подвижники, странники, мученики, святые — каждый на своем ярусе.

Здесь же и преподобные, и великомученики, и блаженные, юродивые — по своим

ярусам. На мачте — хоругвь с изображением Нерукотворного Спаса.

На носу и корме прикреплены цепи, и какие-то громоздкие существа с крыльями

держат концы, стоя на земле: один у носа, другой у кормы. Этим они держали корабль.

Сходни опущены к берегу. Полная торжественная тишина - все молча кого-то ждут.

Раздается голос: «Еще нет Николы и отрока Димитрия».

И вот из-за скалы показываются идущие святители: святитель Николай и отрок

убиенный Димитрий. С<вятой> Николай держит его за руку. Когда они взошли по

сходням на корабль, сейчас же сходни убрали, а существа с крыльями стали на корабле

один — на носу, другой - на корме, и корабль немедленно отплыл по заливу в на-

правлении открытого моря. Я упал на колени и завопил: «А меня?.. И меня возьмите с

собой!» Но никто не отвечал, а корабль набрал паруса и быстро стал удаляться.

Поднялся ветер, волны - корабль стало сильно качать, так что знамя с Нерукотворного

Спаса на наклоне парохода касалось воды: быстро удаляясь, корабль исчез вдали, а я

упал на песок и горько рыдал, чувствуя какой-то ужас и скорбь.

Долго лежал я, рыдая. Стало темнеть. Я поднялся, оглянулся — никого, только одни

бесконечные пески. Я пошел обратно той же дорогой, какой пришел. Так же сначала

камни и пески. Потом показались кусты, затем деревья — и вдруг слышу голос

маменьки. Подхожу на голос к какой-то изгороди, за ней точно и беседка из кустов — и

вдруг ясно слышу голос маменьки: «Владычица, у нас странники вот так носят на

перевязи страннические сумки и вот такие надевают лапотки». Я понял, что все святые

покинули Русскую землю. Одна Владычица осталась на земле в образе странницы.

Проснулся, а слезы текли ручьями. Я всё понял: все святые покинули Русскую

землю — одна Владычица осталась!..

1931-1932

ВТОРОЙ сон

Иду по переулку в Москве, впереди идет моя маменька в старообрядческом

одеянии: синий посконный сарафан, белая с шитым блуза и белая косынка, идет она

впереди и очень быстро - я не могу ее догнать. Маменька поворачивает в какой-то двор

со старинными строениями - и вижу, на дверях наклеивает записочки на белой бумаге и

спешит дальше. Проходя за ней, я читаю на этих бумажках: «Христос зде уставися!»

(Христос здесь утвердился!) Иду за ней; она входит в квартирную входную дверь - и я,

проходя, читаю ту же надпись. Войдя за ней, я вижу перед собой не комнаты, а

виноградник, полный кустов с очень спелыми, золотисто-лиловыми ягодами.

Виноградник окружен высокой деревянной оградой, а внутри сидит маменька на

итальянском золоченом креслице, а около нее ходят два белых голубка. «Маменька, -