Словно ничего не случилось [litres]

Когда отгремели камнепады и ледяные дожди, когда могучие реки от растаявшего ледника пробурили новые тропы, а по их краям раскинулась жизнь, когда деревья вырастили новые корни взамен подмытым и обрушенным, а вздыбленные луга опустились и зазеленели, а те, что оказались в низине, превратились в болота и озера, когда ландшафт перестал меняться, люди привыкли к облику Острова и он стал казаться им неизменным. Они построили новые дома, которые были столь же крепкими, сколь крепка была их любовь к Острову.

Старый дом стоит на холме, на северо-западе побережья, собранный из камня, приземистый, с пологой крышей, противостоящей ветрам. Стоит на том самом месте, куда когда-то ударил ледник, колыхнув почву, сминая и отодвигая ее от моря. Дом бесстрашно смотрит на горизонт большими окнами, кажется, само время удерживает его на краю обрыва, что память этого места бережет его.

Вода подходит близко, но она не смеет напасть на дом, не смеет угрожать ему. Кажется, это самый смелый дом на Острове – нет другого, осмелившегося так же близко подойти к краю, встретиться лицом к лицу с морем и стихией. Но враг лишь меняет обличье, прежде чем нанести свой самый последний удар.

В доме слышатся звуки жизни, и если заглянуть внутрь, то можно увидеть, как глава семейства стоит у окна, устремив взгляд вдаль. Он не похож на воина, но он защитник, и на лице его видна озабоченность. Он слушает голос, который доносится из приемника, стоящего на столике по правую сторону от него. Этот голос спокоен – волна, пролетевшая расстояние и донесшая весть, но среди нейтральных, безопасных слов, слышится одно особенное. Словно удар молота, оно бьет и оживает, искрится тысячей молний и входит в комнату, и оттого в ней пахнет грозовыми разрядами, жженой землей и перечеркнутым молнией облаком, повергнутыми деревьями и грозным приливом. В самом этом слове уже заложено разрушение.

Мужчина у окна отделяет слова – те, что беспокоят его, от тех, которые не пугают. Он прикидывает на глаз расстояние от дома до моря, словно впервые видит его, это новый взгляд, и в нем – тревожные замеры. Потом он смотрит вниз в небольшой палисадник, расположенный на выступающем плато: широкая ступенька, предваряющая подступ к дому со стороны воды, омытая многовековыми приливами.

Там стоит женщина. Склонившись над россыпями нарциссов, она крошит в почву пищу для их тонких стеблей и изнеженных лепестков, сомкнувшихся в нераспечатанном поцелуе ветра. Мужчина открывает окно и что-то кричит ей. Женщина поднимает голову, ее глаза сощурены. Солнца нет, но она щурится, наверняка оттого, что воздух теперь проявился и в нем отчетливо проступили дальние холмы и обрывы, пологие низины, расчерченные фермерами на квадраты, они тоже потемнели и налились.

Небо не давит, напротив, оно приподнялось, образовав подобие колпака, запечатавшего пространство. Женщина смотрит на мужчину, пытается расслышать слова, которые он выкрикивает, и, расслышав, замирает – а потом, поднеся руку ко лбу, разворачивается и тоже смотрит на горизонт. Прикидывает расположение красок на палитре прохладного небосвода, видит темное пятно, разрастающееся подобно чернильной кляксе. Там темнее, чем у берега, кажется, что небо стало выпуклой громадной линзой, что оно изгибается над морем и море послушно изгибается в ответ.

Женщина склоняет голову, и лицо ее на мгновение мрачнеет, словно в предчувствии беды. Но в следующую секунду разглаживается, глаза светлеют, и в них вновь воцаряется беззаботность, привычная для нее и тех, кто ее знает. Она машет рукой, отсекая тревогу, и мужчине кажется, что луч света упал на ее лицо. Вокруг нет ничего такого, чего уже не видела бы женщина. Все тот же грозный горизонт, те же шумные волны, которым вторит ритм сердца. Сотни раз в попытке раздавить землю надвигалось небо, и всегда это заканчивалось одинаково: оно светлело, таял цвет, гасли раскаты, блекли искры, теплел горизонт, и горячие лучи вновь вступали на заставу, обогревая привычный ландшафт. Так случалось множество раз до того, как был построен этот дом. И много раз после.

Однажды к ним приходили геологи, брали на пробу грунт и макали бумажные ленточки в раствор, находили весомые доводы в пользу того, что дом стоит слишком близко к воде и почва здесь неустойчива. Но потом они уходили, оставив все без изменений. Женщина отмахивается от непрошеных воспоминаний, беззаботно выдыхает и возвращается к прерванному занятию. Но теперь она озабочена чем-то иным: от налетевшего вдруг ветра покосилось небольшое ограждение, защищающее цветы, и зашаталось, словно воспаленный зуб, готовый выпасть из гнезда.